Я был негром, а затем сразу же куклуксклановцем в большом черном колпаке. Был полицейским, лакеем в ресторане, посетителем универмага «Эксцельсиор», гостем на балу, деревенским парнем, играющим в рюхи. Самый мой длинный текст был в «Воздушном пироге»: «Закуски никакой не прикажете?»
Называлось это – юниор, что означало: юный исполнитель ответственных ролей. Школа юниоров находилась при Московском театре Революции. Заняты мы были во всех спектаклях. Играли каждый вечер, а по воскресеньям дважды: утром и вечером. В школу юниоров я был принят по путевке профсоюза работников искусств, членом которого состоял еще в Харькове, где учился на Высших музыкально-драматических курсах. Провалившись на экзаменах в несколько московских студий, в Театр Революции я экзамен сдал. За что театр этот полюбил еще больше.
Теперь театр так, как раньше, уже не называется. Но находится там же – на Большой Никитской, ныне улице Герцена. И люблю я его по-прежнему, хотя там мало осталось людей, с которыми работал тогда. Но кое-кто остался. И с ними мы с удовольствием встречаемся, вспоминаем середину двадцатых годов…
Основные же мои роли были те, на которые я сам себя назначал. Каждый день я должен был изображать другую роль. Я был робким провинциалом, скромным до слез. Был молодым наглецом, приехавшим завоевывать Москву. Был весельчаком, душой общества, остряком и оптимистом с очаровательной улыбкой. Был мрачным хамом, осыпанным фурункулами, но великим в своих помыслах. Был девушкой, переодетой в мужское платье и скрывающей свой пол. Был киноакробатом Гарольдом Ллойдом и ковбоем Вильямом Хартом. Был кривляющимся косым комиком Беном Тюрпиным и неулыбаюшимся неудачником Бестером Кейтоном. Иногда подражал рассеянному Мейерхольду, и из всех карманов моей кожанки торчали газеты. Иногда заикался, как главный режиссер театра Гриппич. Иногда был ироничным и слегка презрительным, как заведующий литературной частью Алперс… Но подражал я только тем людям, которыми восхищался.
Склонности моей к подражательству никто не замечал. Очевидно, потому, что никто не обращал на меня внимания. Я был одним из пятидесяти молодчиков школы юниоров. Иногда с нами занимались биомеханикой (аналитической и синтетической), акробатикой, танцами, постановкой голоса, социологией театра и еще одной дисциплиной, называвшейся «арматура повседневного быта». Это главный художник театра – «заведующий вещественным оформлением» Виктор Шестаков показывал нам макеты будущих спектаклей. В основном же мы были массовкой, без которой в те годы не обходился ни один спектакль.