В том, что это белобандиты сомнений не было. Никому другому просто в голову не пришло бы начинать охоту за секретным аппаратом Советской республики.
«Получается, знали, где и когда… Получается враг где-то рядом с нами, чуть ли не в лаборатории»…
Неловко поводя плечом, он хлопнул по карману. Пулемета нет, зато наган на месте. Придется обходиться тем, что есть.
Кривясь от боли, откинул барабан, проверил патроны. Все шесть гнезд масляно желтели латунью. В левом кармане галифе звякнула еще горсть, что держал там россыпью по военной привычке.
Ничего.
«Все не так плохо, – подбодрил он себя. – Наверняка кто-то наблюдал за полетом, а значит, к месту падения уже спешит отряд ЧОНа, и значит продержаться нужно совсем немного».
Поводя стволом, Федосей слушал, что происходит вокруг. В первую очередь нужно было определиться с врагами. Стук тележных колес он уловил секунд через десять. Враги торопились доделать недоделанное. Эти про ЧОНовцев может и не знали, но догадывались. В гомоне отчетливо прозвучал командирский окрик:
– Немчика живым взять!
Это презрительно-гадкое «немчик» почему-то покоробило Федосея более всего. Бандиты явно не знали с кем связались.
– Немчика? – ядовито переспросил чекист, с облегчением ощущая, что злость нашла нужное русло. – Покажу я вам немчика!
Сняв наган с предохранителя, он похромал к аппарату.
Яйцу досталось больше чем человеку. Стеклянный верх раскрошился, разбитые пулями и падением осколки стекла, словно звериный оскал, сверкали на солнце. Трубы двигателя смялись и загнулись в раскоряк, наподобие якорных лап.
Но даже в этом виде профессорское яйцо, должно интересовать белобандитов не меньше, чем отсутствующий тут профессор.
Спрятать его?
Он попробовал стронуть яйцо с места, но вбитый в землю аппарат не шелохнулся. Федосей покачал головой. Спрячешь такое, как же… Да и не успеть. Испортить? Что там в силах голыми руками испортить человек, если аппарат со всего маху, себя не жалея, въехал в землю?
– Профессор! Эй, профессор! – заорал кто-то по-немецки. – Выходите к нам. Мы друзья!
Голос зовущего был высок, звонок, наверное, оттого, что кричавший нервничал. Наверняка и в его голове бродили мысли о самой середке СССР и двенадцатой годовщине Советской власти.
– Ага, – пробормотал Федосей, растирая ушибленную руку. – Друзья… Сто лет мне таких друзей не нужно…
Ладно раз яйцо не спрятать, пусть послужит делу Революции по-другому. Пусть будет приманкой.
Покрякивая от боли, он повернулся, оглядывая позицию. Кусты, кусты… И не одного приличного ствола, за которым можно было бы укрыться от пуль. Пришлось удовольствоваться кустом волчьих ягод, из-за которого яйцо смотрелось, как на ладони.