– Не могу сказать определенно. Мне он говорил, что хочет сделать доброе дело.
Следователи переглянулись.
А внутри у меня опять зазвучал тот же голос: "Ты убил его, ты убил его, ты убил его, ты убил его..."
Я снова ощутил себя погруженным в тот же туман, который клубился передо мной во мраке. Таинственный туман. Туман-убийца. Мне хотелось разогнать его, выбраться на ясное и солнечное место, ближе к истине. Я не мог этого сделать, но все-таки появился какой-то просвет, куда следовало двигаться. Такая возможность была, в том направлении я и пошел.
– Я рассказал вам все, что знал, – повторил я, поднимаясь со шляпой в руках. – Звоните мне в любое время, если смогу вам чем-либо помочь. Я сам хотел бы знать, что это за девчонка, следователи. И хотел бы помочь ей, если бы мог. Прошу прощения, но мне пора идти на работу, а то опоздаю.
Аланья взглянул на Фуентес, словно хотел остановить меня. А та посмотрела на меня так, будто пропустила свой автобус. Когда я вышел на улицу, солнце еще только всходило над горизонтом.
Толпа репортеров уже собралась, и я был рад встретиться с ними. Я поведал им упрощенную версию событий, уверив их, что девочка по имени Саванна пропала в темноте. Я дал ее точное описание, включая одежду, рюкзак, приличные манеры и прямые волосы. Даже сделал, как сумел, на листке из блокнота набросок ее лица. Лучше такой, чем никакого.
Журналистам это понравилось: у них появилась возможность помочь в ее поисках, то есть сделать доброе дело. По уровню цинизма они стоят на втором месте после копов.
Рассвет над округом, и я еду один в машине Уилла. Шоссе уже забито транспортом, все по-прежнему в движении – так же как при жизни Уилла, словно ничего не произошло и никто не стрелял ему в живот и голову. В чем же просчитались эти идиоты? И почему так просчитались Аланья и Фуентес, позволив мне уехать в автомобиле, который был важной уликой, вместо того чтобы его конфисковать?
Я снова связался с мамой по мобильному телефону. Она встретилась с преподобным Дэниэлом Альтером в больнице, а сейчас находилась в его храме Света. Мама приняла успокоительное. Голос ее звучал тихо. Один из помощников министра собирался отвезти ее домой, поскольку она была не в состоянии вести машину. Я сказал, что сам отвезу ее домой, но она настояла, чтобы я ехал на работу и занимался своими делами. Тогда я обещал, что заеду сразу после смены.
В спортзале при управлении шерифа я принял душ, побрился, надел форму и через охранную зону отправился на службу.
* * *
Мужская тюрьма округа Ориндж. Шестая по величине в США. Три тысячи заключенных, три тысячи оранжевых роб. Семьдесят процентов – уголовники. Вместе со мной здесь наводят порядок пятнадцать – двадцать тюремщиков, в основном молодых парней, вооруженных лишь баллончиками с перечным аэрозолем. Ежедневно через приемно-выпускной центр сюда поступают сотни новых обитателей, всего 70 тысяч в год. И каждый день сотни заключенных выходят на свободу. Туда-сюда. Туда-сюда. Мы называем это кругооборотом. Тюрьма – это огромный бурлящий водоворот, наполненный отчаянием, яростью, насилием и скукой.