Я спустился в подвал, но тут путь мне преградил улыбающийся Волчков.
– Зайди-ка, - сказал он, кивая на дверь подпольной «химички». - Разговор есть.
Ничего угрожающего в его улыбке и словах не было. Оно было в его глазах - холодных и внимательных. Будто он выбирал этим взглядом самое подходящее на мне место, в которое лучше всего нанести добивающий удар.
Но я уже был готов к такому разговору. Да и Лешка мне посоветовал:
– Сознавайся во всем. Дурачком прикинься. У тебя получится.
Мы вошли в лабораторию. Ничего необычного здесь не было: столики, изъеденные химикалиями, вытяжной шкаф, пробирочки, колбочки, спиртовочки. Да в углу, на старой тумбочке, небольшой сейф, который Волчков забрал из учительской. Семен Михалыч не возражал, даже одобрил:
– Правильное решение. Вся эта пиротехника вроде боеприпасов. А боеприпасы должны быть под замком.
Значит, ничего необычного. Кроме того, что Волчков зачем-то запер дверь изнутри на щеколду. Интересно, подумал я, а зачем она, эта щеколда, вообще здесь нужна? Каким тайнам перекрывает выход?
Волчков прошел к столику, сел на него бочком, покачал ногой:
– Ну, как там наш Ладошкин?
– Лапушкин, вы имеете в виду? Поправляется. Только с памятью у него плохо. Эти гады ему память отшибли.
Волчков кивнул с усмешкой, достал из кармана бумажку, протянул мне.
– Ты писал? - Это была та злополучная формула из его тетрадки.
Я покраснел и смутился. Ах, как мне стало стыдно! И я грустно признался:
– Так точно.
– Зачем? Кто научил?
Жизнь научила, подумал я.
– Хотел на вашем уроке отличиться. У меня с химией плохие отношения. На подсказку рассчитывал. Вот и показал Евгению Ивановичу.
– А он? - Тут его глаза опять стали ледяными и прозрачными. - Подсказал?
– Не успел. Ему плохо стало.
– И он тебе ничего не сказал?
– Нет. Он стал доктора звать. Доктор прибежал, сделал ему укол, и он уснул.
– Доктор?
– Нет, Евгений Иванович.
– А кому ты еще эту записку показывал?
– Брату. Он сразу догадался, что это за формула.
Волчков так резко подался ко мне, что я даже отступил на шаг.
– Он догадался, что это формула для нового состава ракет к празднику.
– Сообразительный у тебя брат, - с облегчением вздохнул Волчков. - Давай сюда бумажку. И никому об этом не говори - это большой сюрприз к празднику. Вы все обалдеете.
Вот уж в этом я не сомневаюсь.
– Ладно, иди. - Он отодвинул защелку. - Да, а ты почему на борьбу не ходишь?
Я опять сказал правду:
– Я не люблю драться, Александр Павлович.
– Любить не обязательно, - сказал он веско, - а уметь нужно. - Тут он, конечно, прав. - Так что подумай.
Я вышел из лаборатории и, отдуваясь, вошел в каморку к флейтисту.