– Все просто. И что мне дает эта история?
Скирвин посерьезнел.
– Я пользуюсь здесь доверием и могу уладить твое дело, если захочу. Это уже наполовину сделано. Они знают, что над Канко, примерно в то время, что ты указал, был сбит самолет шестой воздушной армии США, а его пилота не нашли... Если хочешь, я могу убедить их отказаться от дальнейших проверок, малыш.
– Ты слишком любезен, великан. Я, знаешь ли, не боюсь расследования. Я сказал правду.
Скирвин улыбнулся.
– Не сомневаюсь. Ошибка обошлась бы мне слишком дорого.
– Зачем ты это для меня делаешь? – подозрительно спросил Юбер. – Я не понимаю.
Скирвин пожал широкими плечами, и в его полузакрытых глазах появилось циничное выражение.
– Эгоизм. Все эгоизм. Представь себе, мне нужен кто-нибудь, с кем я могу время от времени поболтать на американском. Это ты можешь понять?
– Может быть. Но это опасная слабость. Мне кажется, они называют ее космополитизм.
Скирвин презрительно скривился.
– Еще одна жертва пропаганды.
Юбер улыбнулся.
– Мы все жертвы пропаганды, в том числе и ты, парень.
Скирвин, казалось, вдруг занервничал.
– Или ты соглашаешься, или я оставлю тебя тонуть в дерьме.
– Не будь так вульгарен, парень. Я согласен, что еще я могу сделать?
Скирвин вздрогнул, сунул в зубы новую сигарету и прикурил ее.
– Хочешь?
– Я уже сказал, что не курю.
– Я думал, ты дуешься.
Он пошел к двери.
– Я ухожу. Спокойной ночи. И не порти себе Нервы, дружище.
– Я тебе не дружище.
– Хочешь меня обидеть? Не выйдет. Я сегодня добрый.
Он ушел, и Юбер услышал, как за ним закрылась дверь. Свет остался включенным. Юбер встал, выключил его и наощупь вернулся к своей неудобной постели. Ему сейчас было не так холодно, и он знал, что заснуть снова будет трудно.
Скирвин был крупной и трудноразрешимой проблемой. Сначала он вел себя как враг и подлец. Вместо того чтобы дать чекистам избить Юбера, он сам занялся этим, и бил крепко. И вдруг он превратился почти в друга во всяком случае, предлагал свою помощь.
Ловушка? Вполне возможно. Юбер по своему опыту знал, что субъекты типа Скирвина опасны и ядовиты, как змеи.
Он вдруг без причин подумал о Манновой. Где она сейчас? В Ногликах, в своем доме на берегу моря? Наверняка, комиссар Владимир видит ее каждый день и называет "сердце мое". И каждый день просит ее выйти за него замуж. Его горло сжалось от сожаления.
Он почувствовал, что засыпает.
* * *
Когда за ним пришли, уже рассвело. День был грязным, желтым от того, что проходил через масляную бумагу на окне; день со старой почтовой открытки. Он молча встал, продрогший до костей и разбитый, страдая от легкой головной боли, сжимавшей ему виски.