– Спокойно, девочки, спокойно. – Николай узнал голос Маслякова. – Все живы-здоровы. Можете не волноваться, – успокаивал он всполошившихся официанток, – фронтовики – они без стрельбы не могут. – Шурик не спешил подходить, сказал что-то еще, девушки засмеялись и загремели посудой.
В шашлычной появился Петровский, он вразвалочку подошел к Сергею, отпихнул ногой стул Сбруева, взял другой и сел.
– Ты так мне и не рассказал, где обосновался, Сережа, – сказал он, словно продолжал на секунду прерванный разговор.
– Я в Луганске сейчас...
– Хлопцы, выпьем, что ли, – перебил Сергея подошедший Шурик. – Погодка сегодня... – Он сел с размаху на стул и стал откупоривать бутылку.
– Тоже дело. – Петровский смахнул со стола всю посуду и вытер его рукавом.
Сбруев сидел на земле у ног Петровского и равнодушно разглядывал облепленные листьями ботинки Маслякова. Наконец мысли сгруппировались в замысловатую фигуру, и Николай понял, что надо было понять давно. Мысль стала простой и очевидной. Ловушка. Его заманили в ловушку. Полозенко мертв. Мертв двадцать четыре года, давно истлел, стал землей или ромашкой, а Сергей показал ему сфотографированный рисованный портрет. Николай встал, машинально отряхнул брюки и, с трудом пережевывая тугие, резиновые слова, сказал:
– Я же мог не успеть разглядеть фотокарточку. Я мог и не узнать его. – Он подошел к Сергею, но Шурик поднялся и встал между ними. – Я защищался! – крикнул Сбруев. – Я стрелял в порядке самообороны! Он угрожал!
Трое молча смотрели на него.
– Уходи, – прошептал Масляков, губы его кривились и дрожали, – уходи, Сбруев. Пока... жив.
– И пойду, – ответил Николай. – Я пойду, и все, – повторил он и стал шарить в траве в поисках пистолета.
– Может, ты утром зайдешь в прокуратуру? – спросил Петровский. – Если у тебя есть еще...
– Конечно, конечно, – перебил Николай, нашел пистолет и разогнулся. – В прокуратуру, конечно, в прокуратуру. – Он шагнул в кусты, и они мокро зашелестели.
Петровский посмотрел ему вслед и, хотя понимал, что оправдание неубедительно, да и не нужно, сказал:
– Сережа... мы считали... ты один не был расстрелян. Мы не могли понять, а ты не объяснил.
– Гестаповец, который допрашивал, понял Сергея Косых, – Сергей говорил о себе в третьем лице. – Он понял, что Косых легче умереть, чем остаться жить. Губер не любил делать людям приятное.
– Как ты узнал, что Николай... – Шурик запнулся.
Сергей сказал:
– Вы помните Анку? В ту ночь она кричала: «Сбруев не уйдет от тебя, Сережа! Ты слышишь? Я верю, он не уйдет от тебя!»