– Почему это сын пустыни? – хмуро спросил он.
– Да потому что, по большому счету, вся эта страна – большая пустыня, по которой бродят миражи и призраки, – объяснил Пашка. – Ты не согласен? Ну, это и неважно! Придет время, и ты поймешь, насколько я был прав.
Он почти силой затащил Давыдова в кафе и усадил за столик в глубине зала. Здесь было не слишком комфортно: из-за какой-то приоткрытой двери несло запахом пригоревшего масла – видимо, поблизости располагалась кухня. Зато отсюда можно было видеть все помещение, включая вход в кафе, и Давыдову показалось, что это обстоятельство особенно привлекало Пашку. Он тут же подозвал официанта и доверительно, будто сообщая страшную тайну, продиктовал тому заказ, ничем, впрочем, особенным не отличавшийся: водка, салат, картошка и какая-то фирменная рыба, жаренная по сугубо эксклюзивному рецепту, – видимо, ею и воняло из-за двери.
Давыдов поморщился, но промолчал. Теперь он припомнил, что Пашка всегда любил рыбу – жрал ее, когда только было возможно. По прошествии лет вкусы его не изменились. И еще Давыдов вспомнил интимно приглушенные светильники, вышколенных официантов и аппетитные ароматы восточной кухни в своем любимом ресторане. Он не шиковал, но к хорошей кухне привык и возвращаться теперь к студенческому общепиту, к жаренной на скорую руку тюльке совсем не хотелось. Однако внутренний голос злорадно шепнул ему: «Когда у тебя отберут фирму, придется вернуться, господин Давыдов! Гляди еще, и тюлька будет тебе не по карману, зазнайка».
– Послушай, – вдруг живо сказал Пашка, закуривая сигарету и с интересом глядя на Давыдова. – А чего ты вообще такой смурной, Лешка? У тебя белая «Ауди», номер 734, верно? Водилу держишь. В кафе тебе жрать противно – значит, денежки водятся. Откуда скорбь?
Давыдов встретился с ним взглядом и еще раз поразился, насколько изменился Пашка за эти годы. И дело было даже не в том, что прибавилось на лице морщин и жестче стали глаза. От Пашки ощутимо веяло холодком, как из выстуженного коридора. Он и сейчас был где-то далеко-далеко, однако все замечал, паршивец, и даже вот номер машины назвал. У Давыдова жена, например, никак не могла запомнить номер собственного автомобиля, а этот, видишь, с первого раза… Прежде он вроде не был таким наблюдательным. Из чистой осторожности Давыдов не стал спешить с изложением подробностей своей жизни.
– Да есть причины, – скупо сказал он, – как ты выразился, для скорби.
Дальше наступила пауза, потому что принесли заказ, и Пашка с ходу предложил выпить по чарке, чтобы переключиться на более оптимистическую волну. Они выпили понемногу, и Пашка принялся с аппетитом хрустеть поджаренной до золотистой корочки рыбой. Давыдову есть не хотелось, он хлопнул еще рюмку, и постепенно оттаял. Ему удалось на некоторое время если не забыть о проблемах, то хотя бы посмотреть на них без сильных эмоций, с тем любопытством исследователя, с каким, например, зоолог смотрит на опасного, но интересного для науки гада. Он по-прежнему был утопающим, но сейчас он как бы смотрел на свое погружение со стороны, через стекло иллюминатора.