Люция уже и впрямь была готова выхватить из ножен волшебника тяжёлый меч и, в первую, очередь зарубить им самого Тороя, а там под раздачу попали бы и колдуны. И им бы тоже мало не показалось — сейчас ведьма дошла до такого состояния яростного испуга, что была способна взглядом высекать из камня искры, не то, что выйти с железякой против чернокнижников.
Новая волна слепого гнева накрыла Тороя. Не покойся сейчас у него на руках ребёнок, волшебник, должно быть, задушил бы вздорную колдунью.
И в тот самый момент, когда в голове мага звенело от отчаяния и неистовой ярости, вызванных собственным бессилием, а также своенравностью спутницы, он ощутил знакомое уже покалывание в кончиках пальцев. На этот раз покалывание оказалось сильнее. Оно стремительно распространялось по замерзшим ладоням — в онемевшие от стужи руки, словно разом вонзились сотни иголок.
Ощущение было такое, как если бы Торой, что есть силы, стиснул ладонями ежа средних размеров. Волшебник даже не успел изумиться, как вновь пришло понимание — путников и их преследователей разделяет всего два квартала. Маг снова увидел чародеев и плывущую по снегу Молнию Ищейку.
— Люция, быстро! — волшебник взвалил Илана на руки девушке, чувствуя, как по телу стремительными волнами расходится давно забытое ощущение нахлынувшей невесть откуда Силы.
Колдунья опешила и, скорее непроизвольно, нежели осознанно, приняла из рук мага ребёнка. Мальчишка оказался тяжёлым, а толстое шерстяное одеяло мешало, обхватить ребёнка поудобнее.
— Чего? — ведьма, конечно же, не поняла, чем вызвана столь резкая смена настроения Тороя, однако вовремя заметила, что недавняя ярость покинула глаза спутника и лицо его, минуту назад пылавшее гневом, теперь было полно каменного спокойствия.
— Прячься. Быстро. — Глядя в метель, повторил маг.
Колдунка оказалась сообразительнее, чем предполагал чародей. Вместо того чтобы задавать глупые вопросы, она поспешно кинулась прочь, неловко прижимая к груди мальчишку.
К счастью, бежать пришлось недалеко — всего несколько десятков шагов, аккурат до сгоревшего дома. Остов некогда красивого и уютного жилища чернел на фоне сугробов и казался единственно надежным укрытием. Огонь здесь погас ещё ночью, но и сейчас пепелище выглядело страшно — крыша обрушилась, стены были грязны от копоти. Конечно, ведьма, ни за какие коврижки не стала бы здесь прятаться, но выбора не оставалось. А потому, колдунья нырнула в чёрный дверной проём, с ужасом вдохнув горький запах ещё тёплых углей и золы. Самый страшный запах, который преследовал её с детства — запах страха, запах вечной угрозы, висящей над каждой ведьмой — запах костра.