— Эй, вы там как? Живы? — Люция вытерла лицо подолом своего ещё несколько минут назад такого красивого (и сухого) платья.
Тишина… Только слышно, как со стола звонко капает на пол квас.
— Эй… — девушка встала на четвереньки и двинулась под стол, миновала ноги в тяжёлых сапогах и, наконец, дотянулась до руки Тороя. — Эй…
— Барышня, — спокойно изрёк он, — боюсь, что, тяни я эту скатерть посильнее, и прогноз вашего папашки насчёт виселицы совершенно бы не оправдался…
— Так вы живы?! - возмутилась Люция. — Отчего же молчите, когда вас окликают?!
— Я был ослеплён видом ваших белых кружевных панталон…
— Ещё хоть слово и я опущу на вашу голову уцелевший кувшин. — Прошипела она, потирая ушибленные локти. — Между прочим, вы падали, как сражённый знаменосец, и это тоже выглядело смешно, хотя я и не удостоилась чести лицезреть ваши подштанники. А теперь вставайте, притворщик несчастный!
И тут до Люции, наконец, дошло, что она сидит перед мужчиной (от репутации которого, если верить сплетням, давно остались одни лохмотья) в сыром, хорошо просоленном платье и насквозь мокром лифе.
— Да отвернитесь же! Как вы смеете?
Он усмехнулся, легко поднялся и рывком поставил Люцию на ноги, отчего та болезненно и возмущённо охнула:
— Я вам что, якорь что ли, так меня тянуть?
Торой картинно приподнял бровь:
— Милая, вы выражаетесь, как простолюдинка…
— А кого мне стесняться? Вас?
Она вскинула голову и постаралась пронзить его взглядом. Мол, как ты смеешь делать мне замечания? Ты — аферист, пройдоха, маг, исключённый из Великого Совета за какие-то тёмные делишки. Иными словами, человек с дурными манерами, которого до сих пор и не повесили-то только потому, что жалко на эдакую пакость верёвки.
— Я думал, барышни не произносят грубых слов вовсе не из боязни оскорбить чей-то слух, а исключительно по причине хорошего воспитания, — усмехнулся он. — Впрочем, я мало что знаю о воспитанных барышнях, могу и ошибаться…
Опять укол. И ответить нечего. Ну, ладно, будет и на нашей улице праздник…
— Ах, давайте, лучше поговорим о деле! — с досадой выпалила Люция. Снова пикироваться не хотелось, а хороших манер она от Тороя не ждала, знала, к кому идёт.
Похоже, её собеседник оценил подобную кротость по достоинству, во всяком случае, ехидничать перестал, только проворчал:
— Успеем ещё. Идёмте, я распоряжусь насчёт ванны, а то вы липкая, словно леденец.
Он решительно взял её под локоть и увлёк наверх. Поднимаясь по скрипучим ступенькам, Люция вдруг осознала, что она не только липкая, как леденец, но ещё и глупая, как пробка — идти с незнакомым мужчиной в пустой номер, снятый в подозрительной таверне, было верхом безрассудства.