— Торой, скажите, сколько вам лет?
— Вам-то что за дело?
Люция осторожно присела на краешек кровати, потрогала рукой грубое шерстяное покрывало, под покрывалом что-то прощупывалось, что-то металлическое, что-то… Она так и не поняла, что именно, поскольку Торой обернулся и с прежней сварливостью в голосе прикрикнул:
— Что вы там расселись? А ну вставайте немедленно! Не хватало только, чтобы после вашего визита ещё и от покрывала квасом веяло!
Гостья поспешно вскочила.
— Простите… И всё же, сколько вам лет?
— Тридцать. Устроит?
— Нет, точно не тридцать.
— Я хорошо сохранился. А вам?
— Восемнадцать. — Честно призналась она, переборов искушение накинуть пару годков.
Торой, не поворачиваясь, бросил на пол простое платье из коричневого сукна.
— Держите. Надеюсь, вы в него влезете. Постоялица, жившая здесь раньше, уезжала в спешке, вот и забыла. На ваше счастье. — Он поднялся на ноги. — Пойду распоряжусь насчёт корыта и воды…
С этими словами Торой удалился.
Люция пожала плечами и начала раздеваться. Лишь избавившись от мокрого корсета и оставшись в одной сорочке, она, наконец-то, с облегчением вздохнула. А через мгновенье дверь покойчика с грохотом распахнулась, и в комнату с огромным корытом под мышкой и большим ведром воды в руке ввалился Торой. Девушка, ожидавшая увидеть кого угодно — служанку, камеристку — но только не хозяина комнаты, взвизгнула, делая безуспешную попытку прикрыться руками.
Мужчина раздражённо фыркнул и поставил корыто в центре комнаты.
— Прекратите верещать! По-вашему, я ни разу не видел полуголых женщин?
— Мне всё равно, видели или нет! Как вам хватило нахальства придти самому?
Невозмутимый Торой перелил воду из ведра в корыто и повернулся к бордовой, словно спелый томат, гостье. Нахально подмигнул и окинул скорчившуюся заинтересованным взглядом.
— Пойдите вон! — она топнула босой ногой с такой силой, что ушибла пятку. — Вон!
Однако наглец равнодушно проигнорировал её просьбу, снова неспешно порылся в сундуке, извлёк оттуда крахмальную простынь и кусок мыла.
— Мойтесь. Простыня вам — вместо полотенца.
С этими словами он ушёл, положив мыло и простыню на пол.
Девушка постояла ещё пару минут, боясь, что нахальный субъект снова ввалится без предупреждения, но за дверью стояла тишина. Тогда Люция сбросила сорочку и села в корыто. Вода была чуть тёплая, видимо даже не нагретая, а просто взятая из бочки, стоявшей на солнце. Однако это уже не имело никакого значения.
Едва только с мытьём было покончено, а девушка еле успела поспешно натянуть платье, в комнату (конечно же, без стука) вошёл невозмутимый хозяин. Нахален, ничего не скажешь.