– А я не собираюсь тебя арестовывать, – говорю я. – Пока!
– Что значит «пока»?
– Загляни в толковый словарь. Пока есть пока. До поры до времени. Числись Сахаровым, вкушай плоды семейной идиллии, оценивай штаны в комиссионном магазине и поздравляй мамашу с днем ангела. Словом, ходи по земле, пока она не разверзнется.
– Ну что ж, выпьем тогда за удачу. Каждый за свою. – Он разливает коньяк по рюмкам.
– С тобой не пью.
– Вчера же пил.
– Пил с Сахаровым в порядке участия в этом спектакле, а с Гетцке не буду. Сейчас антракт.
Он залпом выпивает свою рюмку, откидывается в кресле и дружески улыбается – по-моему, даже искренне.
– А все-таки ты мне нравишься, Гриднев. Всегда нравился. Потому я тебя в гестапо и не изувечил. Красоту твою пощадил.
– Гнусно ты все рассчитал, но хитро. Многие бы завалились, если б я не ушел.
– С Тимчуком ушел?
– С Тимчуком.
– Я так и думал. И Галку предупредил?
– Конечно.
– Наутро мы к ней пришли – пусто. Тут я и понял, что ты меня переиграл. С уважением, между прочим, кавалер Бален де Балю. Вот и ты играй с уважением.
– А я не играю. Я работаю.
– Это ты так начальству говоришь Да, Гриднев. Ничего до сих пор не понял.
Он допивает коньяк и долго молчит, закуривая свой «Филипп Моррис» обычным волошинским манером. Я не могу сдержать улыбки, которую он, впрочем, не замечает. Нет, не стальные нервы у бывшего гауптштурмфюрера, и ржавеет железо его легенды. И предупредительную телеграмму Сахаровой послал, и со мной поиграл, и что-то еще, наверное, придумает.
Ну а моя задача ясна: ждать. Время пока работает на меня.
И снова насмешливые искорки у него в глазах. Может быть, уже и придумал еще что-то. Нет, не придумал – просто расставляет по местам шахматные фигурки.
– Спать еще рано, – говорит он, – да и не заснем мы с тобой, пожалуй. Лучше отвлечемся – сыграем партию. Шахматы не выпивка – к дружбе не обязывают.