— Подрядить-то можно, были бы денежки.
— Ну а ты за сколько взялся бы довезти?
— Это дело непростое… — задумчиво протянул Платон. — Нонеча самая распутица — ни в санях, ни на телеге. Опять же, лошадь некормная, свезёт ли?
— Так сколько?
— Четвертак! — выпалил Платон и сам испугался своей наглости.
Путник, к его удивлению, не возмутился, а словно бы считать принялся про себя, только что пальцев не загибал.
— А сколько вёрст до города? — спросил он давно ожидаемое.
— Вёрст тридцать пять будет, — объявил Платон и, решив, что врать следует до конца, добавил: — С гаком.
— А гаку сколько?
— Так кто ж его считал? — рассудительно ответил Платон. — У нас вёрсты немеряные.
— За двугривенный, — предложил Горислав Борисович.
— Эх, что с тобой делать… — протянул Платон, не смея верить удаче. — Свезу и за двугривенный, за хлеб за твой. Тока тогда давай спать, а то завтра раненько выезжать нужно, пока с утра приморожено. Ино завязнем в грязи, ни четвертак не поможет, ни рупь целковый.
Ни из-за печки, ни с карзины, ни даже с печи не доносилось ни единого звука: никто не спал, но все понимали — идёт денежный разговор, в который соваться нельзя. И невелики деньги: двадцать копеек, а ко благовремении и они выручат.
В доме быстро воцарилась тишина, покуда не нарушаемая храпом, лишь сквозь стену из соседнего проулка доносились звуки шапошниковского погуляния:
Как хотела меня мать
Да за пятого отдать!
А тот пятый, пьяница проклятый —
Ой, не отдай меня, мать!
* * *
Передел земли — штука непростая, часто его делать не станешь. Оно и богатеям тяжело, и бедноте. Только начнёшь навоз на поле раскидывать, а — передел, и землица твоя вместе с твоим золотом отошла к другому. Опять же, у одного земля сыздавна нахлеблена, а у другого всей скотины — таракане на аркане, так он землю посуху ворошит, отчего она неплодна. Такому бездельнику передел в радость, хуже чем есть, всё равно не будет.
Мужику основательному, чей голос на миру веско звучит, казалось бы, от передела одна морока, но и тут чёрт под ноги хвост постелил. Наделы даются семье по числу душ мужеска пола. Народится у кого парнишечка, тот сразу начинает кричать, что передел пора устраивать. Хорошо, если в соседней семье старик или младенец преставится, тогда мир такие дела без передела решает: одному горе вдвойне, другому вдвойне счастье. А как вдумаешься: что же это за счастье — на чужой беде? Недаром говорят: в миру жить, в грехах ходить. И жаль соседа, но коли у него сынок помер, а у тебя народился, то земля должна быть переделена. Тут мир жалости не знает, в миру, что на юру — жить холодно.