В дверь постучали, и следователь пришел в себя. «Рукопись подействовала, – оправдываясь перед самим собой, подумал он. – Все-таки я – человек неподготовленный».
– Сергей Сергеевич, десять часов, – заглянувший в дверь Олег Георгиевич был мрачен, потому что орудие убийства за полтора часа так и не нашли. Если убийца прошел к стеллажам с книгами, то вполне мог спрятать его там, а это означает, что необходимо перерыть три больших зала.
– Давай отпустим свидетелей, – вздохнул Корольков и робко глянул на оперативника. Георгич на провокацию не поддался и на его уши смотреть не стал, потому что и так помнил: они большие и сверху прижаты к черепу. – Данные Игнатов переписал, досмотр провели, раскалываться никто не пожелал.
– Детские писатели – народ суровый, – сочувственно согласился оперативник. – Крепкий, закаленный в боях с детьми…
– И нахальный, – дополнил Корольков характеристику среднего детского писателя. – В комнатах куча народу, а товарищ входит, стучит Развратинскому по голове и выходит как ни в чем не бывало.
– Распутинскому, – поправил его Георгич.
– Один фиг, – махнул рукой Корольков. – Ладно, отпущу страдальцев, пусть к Новому году готовятся.
Когда полноватый, с двумя симметричными залысинами на висках мужик вышел в зал, разговоры стихли. Маша уставилась на следователя, ожидая чего-нибудь нехорошего, но вместо этого Корольков устало сказал:
– Товарищи, все могут быть свободны. На сегодня, – прибавил он многозначительно.
– Неужели вы за полтора часа так и не поняли, кто это совершил? – с возмущением осведомилась рослая девушка в майке с крысой. – Известнейший писатель убит, а вам лишь бы домой поскорее вернуться!
«И мне, мне домой поскорее вернуться!» – мысленно вякнула Маша.
Она со страхом посмотрела на следователя, ожидая, что сейчас он в одну секунду передумает и запретит им расходиться. Но тот устремил на рослую девушку неожиданно беспомощный взгляд, и Маше на долю секунды показалось, что сейчас он удерет из комнаты в паническом страхе. Видимо, то же самое показалось и девушке, потому что она, сменив тон, успокоительно добавила:
– Нет, я понимаю, конечно, что вы работали… Я понимаю. Вы не обижайтесь, господин следователь, просто все мы очень переживаем за Матвея Сергеевича!
– Вот лично мы не переживаем, – бессердечно сообщила на весь зал шоколадная брюнетка и встала с дивана. – Во-первых, переживать уже поздно, потому что он умер. Во-вторых, он был сволочь и импотент.
– Как вы смеете! – взвизгнула девица. – Как ваш язык повернулся!.. Он такое писал, а вы….
«Начинается», – с тоской понял Корольков.