Суматоха, вызванная обмороком невесты, быстро улеглась. Дело житейское, духота, нервы! Новобрачной брызнули в лицо воды, и когда она открыла глаза, священник скороговоркой поспешил завершить обряд. Уже позже Маша, все еще не пришедшая в себя, поведала матери о своем видении.
– Полно, Маша, ты переволновалась, да и корсет был затянут слишком туго, вот и закружилась голова. Упала в обморок, а уж после тебе твои кошмары и привиделись!
Маша не стала спорить, наверное, мать права, так оно и было, она все перепутала от страха и волнения. Да и Генрих расстроен, что церемонию испортила! Как неловко получилось! Он расспрашивал Машу, что с ней такое сталось, но она постыдилась ему признаться в своих страхах.
Сразу после венчания молодые отправились в Гельсингфорс с неизбежными в таких случаях визитами. Маше очень хотелось поскорее оказаться в столице, но, к ее огорчению, выяснилось, что молодой супруг и не помышлял о поездке в Петербург. Не поехали молодожены ни в Италию, ни в Париж, куда, как казалось Маше, отправляются в свадебное путешествие богатые аристократические пары. Им предстояло навестить нескольких пожилых родственниц, которые не могли по дряхлости прибыть на церемонию, но прислали поздравления и подарки.
Провинциальный Гельсингфорс произвел на девушку неожиданно приятное впечатление. Правда, Машу, которая до этого почти нигде и не бывала, смущало, что вокруг слышна незнакомая речь. Юную путешественницу удивило, что центральная часть города – Сенатская площадь со зданием Государственного Совета, университет, библиотека – так напомнила ей родной Петербург. Те же строгие классические формы, желтые фасады и белые колонны. В центре площади царил кафедральный собор с зелеными куполами и золотыми крестами. Молодожены преодолели многочисленные ступени широкой лестницы, и с паперти храма им открылся чудесный вид на город. Потом они гуляли по Еспланади – прелестному парку, месту встреч, вежливых поклонов и демонстрации присланных из Парижа туалетов. Маша узнала, что сюда, в далекий северный край, на лето приезжают представители петербургского света, и в Гельсингфорсе можно запросто встретить столичных знакомых – словно на Невском проспекте. Правда, ее огорчило, что мужа почти не узнают и не кланяются, ведь Корхонэны живут затворниками. Генрих показал жене Рыцарский дом, где собраны гербы всех знатных семейств Княжества Финляндского, в том числе и Корхонэнов. Маша умилялась небольшим уютным домикам, горшочкам с цветами, выставленным в окнах с белыми аккуратными рамами. Ее поразили суда, толпившиеся у причала, большие и малые, с парусами и без. И опять некстати в памяти всплыли прогулки вдоль Крюкова канала, величественная Новая Голландия и плывущий в сером петербургском небе корабль.