— Сегодня больше никаких советов, спасибо, — начинает она, но уже понимает, что линия не та, слишком чисто для большого расстояния, человек на том конце ближе, чем может быть мать.
— Это я.
— Лоренс… уже поздно.
— Я не могу заснуть.
— Сколько времени?
— Я не знаю. Поздно.
— Это все вино.
— Я знаю. Я знаю, Анна, — говорит он и умолкает.
— Что?
— Поговоришь со мной? Совсем недолго. Пока я не начну засыпать.
— Сам знаешь, что поговорю. — Она знает, что он знает. И всегда будет знать, но даже не знает, почему.
— Ох, спасибо. Как хорошо. Ты очень добрая. Ну? Ты спала? Я тебя разбудил?
— Нет, еще не спала.
— Что ты делала?
— Разговаривала с матерью. — Она бродит по комнате. Сон улетучился, в голове проясняется. Ночная птица.
— Ева приехала?
— Нет, слава богу.
— О да. Я звонил, было занято. Ты знаешь, она мне всегда нравилась.
— Забавно, она только что сказала то же самое о тебе.
— Неужели? Как мило с ее стороны. Так. И что ты делаешь теперь?
— Исследую холодильник.
— Так поздно.
— Для Бирмы.
— Счастливчик Бирма.
— Вообще-то я еще работаю. — Она прислоняется к стеклу, неуверенно расслабляется. Плечи мерзнут. Иногда по ночам — обычно по ночам — Лоренс бывает самим собой. Иногда нет. Дождь все стучит, стучит за окном.
— Ты слишком много работаешь.
— Все так говорят.
— И ты знаешь, что еще говорят.
— Что?
— Сплошь работа и никаких развлечений.
— Я развлекаюсь.
— Ну конечно. Над чем ты работаешь?
— Ничего особенного.
— Это он?
Она слышит, как меняется его голос. Ее всегда бросает в дрожь, когда природная горячность Лоренса выходит за пределы комфорта. Такое случалось и прежде, столько раз — не сосчитать. Проще всего повесить трубку, оставить его наедине с собой, проще всего. Но она здесь. Слушает.
Лоренс думает, это потому, что она все еще любит его. Он никогда не говорил, но она знает.
А она никогда не говорила ему, что, как бы ни любила его — в разное время по-разному, — все перевешивало сознание вины. Никогда не хватало времени объяснять.
Годы прошли с тех пор, как Лоренса из-за жалоб вынудили уйти на пенсию. Анна вспоминает, как ее вызвали пред светлые очи Совета. Вспоминает облегчение от того, что не она совершила ошибку. Она пыталась объяснить его запои, перепады настроения, и они все это уже знали. Она сказала, что чувствует, как Лоренс теряет самоуважение, и они кивнули и подняли глаза от экранов, будто знали и это.
И все это было правдой. В Налоговой о Лоренсе знали почти все. Но Анна не может вспомнить, почему не солгала. Это же было нетрудно. Вместо этого вспоминает свою убежденность, веру в то, что поступает правильно. Ради достоинства Лоренса и ради клиентов. Ради Налоговой и ради себя. Она делала то, чему научил ее Лоренс: собирала все факты.