Когда он отвечает, голос у него тихий, насмешливый, зарождается мысль:
— Вы мой враг?
— Что?
— Грета мне так сказала. И Теренс.
— Теренс? Я думала…
— Вы мой враг, Анна, как вы думаете?
— Нет.
— Вы уверены?
Она медлит всего секунду. Пауза вышла отчетливая и точная, как интервал в музыке. Он выпрямляется, отодвигается от нее.
— И я не уверен.
— Я могу помочь, — повторяет она, громче, чем ей хотелось, и Лоу почти прищелкивает языком, разочарованно, будто отмахиваясь.
— Нет. Вы можете только задавать свои вопросы. А я могу на них отвечать. Вот и все.
— Хорошо, — говорит она, и умолкает: горло перехватило. Так внезапно, неожиданно и обидно, что ее мутит. Он встает, распрямляется, на затекших ногах подходит к стеклянной стене. Смотрит на кедры, на ярусы зеленых ветвей.
— А вы же не верите в бога, правда, Анна? — И опять она не понимает, издевается он или просто так спрашивает. И опять изнутри поднимается боль, и вместе с ней противоядием растет гнев.
— А вы что же, верите? — Он не оборачивается.
— Все лучшие математики верят в бога.
— Почему вы не можете просто отвечать на мои вопросы?
— Потому что они не просто ваши. Вам за них платят.
— Ясно. Ладно. Мистер Лоу, для чего вы положили четыре миллиона на счет вашего одиннадцатилетнего сына?
— Задайте другой вопрос.
— С удовольствием. Над чем вы работали ночью?
Он фыркает.
— Не так просто объяснить…
— Как думаете, легче будет объяснить суду?
Его руки безвольно повисают вдоль тела, теперь он стоит недвижно, и за спиной у него стекло, а за стеклом деревья.
— Я работал над общей проблемой криптографии. Теоретический вопрос.
— За прошедшие тринадцать лет вы скрывали какие-нибудь персональные доходы или избегали платить британские налоги с персональных доходов, кроме того, что хранится в депозитарии в Татарском проливе на имя вашего сына, Натана Лоу?
Он медлит только мгновение.
— Нет.
— Нет. — Она печатает ответ, легкий перестук клавиш в полупустой комнате. — Вы уверены?
— Я не обязан давать Налоговой службе заверения. Только мои налоги.
Она перестает печатать. Смотрит на него, пока он не оборачивается.
— Тогда дайте мне.
— Я уверен. Больше никаких сокрытых счетов нет.
Она чувствует, как гнев мгновенно исчезает. Ей даже кажется, что она съежилась.
— Лоренс был уверен, что могут быть другие, — тупо говорит она.
— Значит, Лоренс ошибался. Мне нет нужды прятать мои деньги от кого бы то ни было.
— Но вы спрятали.
— Однажды, — тихо говорит он. И в тишине Анна совершенно отчетливо слышит, что если б он решал один, никогда бы не стал ничего скрывать; это был не только его выбор.