Математик пожимает плечами без всякого смущения. Молодой, с тяжелой челюстью, весь в поту. Анна опускает глаза, представляя выражение лица Мюриет, желая повторить его, но девочка исчезла.
— Я задал приличный вопрос.
— Вы были невозможно грубы, — мягко говорит экс-министр обороны. — Как и всегда, впрочем. Это, должно быть, цифры виноваты, как вы думаете? Цифры и общество не сочетаются. Ваш муж тоже невозможно груб, миссис Лоу?
— Так груб, что его все потеряли.
Смех, скорее вежливый, чем искренний. Снова голос математика:
— Цифры всегда во всем виноваты. И в моей грубости. Как вы это называете.
— Как мы это называем? — Когда женщина в парче смеется, глаза ее превращаются в ласковые щелочки, будто она в компании старых друзей. В руке у нее сигарета, сгоревшая дотла в бараний рог пепла. — А как бы вы это назвали?
— Любопытство. Числа могут говорить. Например, известно количество людей, живущих в этом доме, и количество комнат, которые они занимают…
— Восемьдесят восемь, я где-то читал, — говорит экс-министр. — Правильно?
— Но какие великолепные комнаты! — Джейн прижимается к хозяйке. — Вы знаете, они всегда напоминают мне 1600, Пенсильвания-авеню…
— Кто-нибудь хочет еще выпить? Анна, выпьете или вы на службе? Джейн, что ты будешь?
— Луну, и звезды, и все, что между ними.
— Вот пока из того, что между ними?
— Мартини.
— Одинарный, двойной?
— На твое усмотрение. Люди в стеклянных домах…
— Восемьдесят восемь комнат, — повторяет Аслан Саад с тяжеловесным упорством. Блеск в его глазах наводит на мысль, что он уже не совсем безобидно пьян. — И всего три обитателя. Это математическое неравенство, если угодно.
— Здесь, разумеется, не только мы, — отвечает Аннели. Слишком быстро, нервно, акцент отчетливее. Бриллианты ослепительно сверкают, мерцают в волосах. — Здесь круглые сутки слуги, охрана, у всех есть комнаты, если надо; учителя живут здесь во время учебного года. Мы не живем здесь одни. Не одни. — Она поворачивается к Анне, содрогаясь для усиления эффекта: — Дома ведь не строят, чтобы жить в одиночку, правда? Мне кажется, дома одиночек немного страшные. Никогда не знаешь, что замышляют их владельцы.
Снова смех, столь же неловкий. Но я живу одна, думает Анна, но не говорит, решив, что Аннели в этом и не нуждается, Аннели сознает свою ошибку — это ясно по лицу, на мгновение, пока она не берет себя в руки. Аннели поворачивается к другим гостям.
— Простите. Я боюсь, мне нужно кое-что обсудить с Анной.
— Налоги? — жадно.
— Аслан, вы извините нас, пожалуйста, Джейн, это в интересах… Джон, простите…