И тут девочка закричала. Во весь голос, заглушив даже саму себя, и схватившись руками за уши.
Но на свинью ее крик не подействовал. Она продолжала лезть в окно. Видимо оно для нее было маловатым, потому что рамы трещали, но не пускали ее внутрь. Но свинья была упорная и сильная. Она толчками продолжала вдавливать свое черное жирное тело в окно, и рамы не выдержали, сначала одна, потом и вторая, они сломались и выскочили из простенка. Из рта свиньи вырвался столб пламени, и она впрыгнула внутрь и побежала к Ане. Где-то далеко-далеко еле слышно прозвучал крик петуха. Свинья угрожающе зарычала и бросилась на свою жертву. Девочка в ужасе закрылась от нее руками и…
… и проснулась.
Она разлепила глаза, почувствовала на своем плече ногу сестры и вдруг поняла, что весь этот жуткий кошмар был во сне. Ей все приснилось. Вокруг совсем было не темно. В окнах уже был сероватый свет, от которого в доме уже можно было все рассмотреть. В доме тоже все было нормально. Ничего не разбито. Окна и рамы целы.
Аня сильно обрадовалась, но дрожь все еще не покидала ее. И сердце было где-то далеко-далеко. Наверно в пятках. А в животе было холодно и пусто. Там все еще сидел опустошающий страх.
На всякий случай девочка прислушалась. Тишины тоже не было. Слышно было как сопит Машка, похрапывает отец и в тревоге ворочается мать. За окном тоже были звуки. Там ветер играл листвой. Слышно было, как она шелестит. А еще далеко-далеко слышно было как мычат коровы и щелкает кнут пастуха. Еще дальше кукарекнул петух.
Аня долго не могла успокоиться. Сон куда-то подевался. Вместо него осталась тревога. Страх тоже не желал уходить. Он все еще сидел где-то в районе живота и все там скручивал чуть ли не до боли.
«Надо же, что только не присниться, – думала Аня, глядя в обшарпанный потолок. – Прямо фильм ужасов, а не сон. Да еще и какой реальный. Словно все на самом деле было. Я таких снов никогда и не видала. Этот наверно из-за перемены климата. Чтобы этой свинье пусто было! Мало того, что днем покоя не дает, так еще и по ночам снится».
Так она не могла заснуть целых полчаса. Сначала она хотела встать и разбудить родителей. Но не смогла, потому что боялась даже пошевелиться. Потом, когда страх все-таки слегка отступил, она поняла, что еще слишком рано будить родителей. Вряд ли им это понравится.
Вдруг жутко захотелось оказаться в родительской постели, рядом с мамой и папой. Там уже никакой страх ее не одолеет. Эх, если бы ей было, как Машке, десять лет, она бы так и поступила. Но в тринадцать лет лезть в родительскую постель уже стыдно.