Вдруг что-то затрещало, защелкало, звякнуло, и из часов на простенке, вновь, как в самый первый их день здесь, вылезла кукушка. Но куковать в этот раз она не стала. Что-то в ней захрипело, заскрежетало, щелкнуло, и кукушка свалилась на бок, и так и осталась висеть, безвольная и жалкая. А на часах стрелки уже показывали двенадцать часов.
Затем громко, так что все вздрогнули, щелкнул телевизор, и экран погас. Неприятно запахло паленой проводкой.
Карпухины волей неволей придвинулись друг к другу.
– Что это? – тихо спросила Аня.
– Кажется, начинается, – тихо ответила мама.
– Я боюсь! – пискнула Маша.
– Проклятье, – выругался папа, – что все это значит?
Все четверо разговаривали очень тихо, словно боялись кого-то разбудить. Затем они снова замолчали, и сразу же раздался новый громкий щелчок. Семейство опять вздрогнуло. Никто сразу не понял, что это за щелчок, и откуда он раздается. И вдруг Маша показала пальцем на фонограф:
– Смотрите! Это оттуда!
Старинный прибор щелкнул еще раз, и вдруг все увидели, как что-то в нем тихо заскрипело и закрутилось. Рычажок с толстой острой иголкой сам собой опустился на свинцовый валик и мягко зашуршал. Из трубки послышалось шипение.
Карпухины, как зачарованные смотрели на фонограф и не могли сдвинуться с места. Их ноги словно приковало к полу.
А шипение тем временем сменилось неприятным пронзительным скрежетом, в котором с трудом проявлялся человеческий голос, выкрикивающий непонятные слова. Голос был женский. Пронзительный и визгливый. Он быстро проговаривал слова, которые складывались в похожие на стихи строчки. Затем их стало возможным разобрать. Это были примерно такие стихи:
«Гости званные, долгожданные!
Гости пришлые, гости вечные!
Раз сюда пришли, и три дня провели,
Ночи три проспали, сны увидали,
Значит здесь теперь вы навеки вечные,
Души ваши, да теперь мои,
А тела пусть да будут,
Мне игрушками!»
Три раза прогрохотал эти странные стихи фонограф, затем раздался громкий, режущий уши хохот.
– Да ведь это она заклинание читает! – вдруг воскликнула мама. Она подбежала к столу и столкнула фонограф на пол. Тот упал и рассыпался на детали, которые покатились по полу, и мама стала ожесточенно топтать их. Но хохот не прекратился, а стал еще более громким.
– Поздно, – голосом полным отчаяния, произнесла Аня, и чувствуя, как по ее лицу текут слезы, она обняла младшую сестру, и прижала ее к себе. Маша тряслась от ужаса и тоже плакала.
А хохот не умолкал. Он доносился до них со всех сторон и был торжественно ликующим.
– Да что же это такое! – воскликнул папа. – Что происходит?