В его детской руке находился кусочек фланели (лак на ногтях неаккуратно соскоблен). Он макает фланель в большую желтую банку, в которой… да, растительное масло. На этикетке красное сердечко и название из трех букв на незнакомом языке. На другую руку надета взрослая лакированная туфля. Он сидит на полу и смазывает туфлю маслом, затем откладывает фланель и уже кусочком бархата усердно трет каждый миллиметр кожи. Когда появляется блеск, он трет еще усерднее, потому что туфли должны иметь не просто блеск, а неземной блеск.
Андрей попытался повернуть голову, чтобы заглянуть в окно, но не смог. Это не в его власти. Перед глазами лишь половые доски, банка масла и туфля. Чуть позже он увидел вторую туфлю, стоящую за банкой. Рядом еще одни туфли, темно-синие. И еще малиновые. И черные замшевые сапоги в засохших пятнах грязи, с ними придется повозиться дольше туфель.
Тощая детская грудь, обтянутая бежевой тканью сарафана, поднялась и опала, испустив грустный вздох. К унынию добавилась безысходность. Руки отложили туфлю, взгляд осторожно повернулся к распахнутой двери. За ней находился полутемный коридор. В коридоре никого. Хорошо.
Пальцы вытащили из пола кусок половицы. В маленькой нище под ней, словно в маленькой могилке, лежала старая, потрепанная кукла с длинными темными волосами, в светлом платьице и красных туфельках. Такое впечатление, что ее нашли на свалке, но потом отмыли, причесали, заштопали платье.
Пальцы, лак на которых, пожалуй, скребли бритвой (на фалангах остались порезы), достали куклу. Это дешевая игрушка, но она почему-то ему дороже всего на свете. Руки перевернули куклу, расстегнули платье на спине. Под тканью обнаружилась плотная бумага. Сложенная вдвое фотография. Пальцы вытаскивают, разворачивают…
На измятом черно-белом снимке запечатлена молодая женщина с мягким лицом и невыразимо добрыми глазами. Нет, не она накладывала в тарелку бобы, избивала цепочкой и соскребала лак с ногтей. Кто угодно, но только не она. При взгляде на эту женщину Андрей чувствовал не обиду, а безутешную печаль.
На половые доски упала капля. Еще одна угодила на фотографию. Девочка торопливо стерла ее локтем, смахнула слезы и поцеловала изображение женщины прямо в эти добрые глаза. Убрала фотографию назад, под платье куклы. Застегнула пуговицы и еще раз поцеловала уже куклу.
Это мать девочки.
Теперь Андрей не сомневался. С ней что-то случилось, что-то непоправимое, и теперь она бесконечно далека от своей дочери. А та попала к стерве с полным гардеробом щегольских туфель, но без капли жалости в душе.