Выбрала розу, темно-красный бутон сорта «Папаша Мейон», и великолепный золотистый персик и поспешила обратно домой, пока ее не хватились. Когда вошла, Рамон все еще говорил по телефону.
Роза и персик украсили поднос с завтраком. Когда он торжественно был внесен в спальню, Рамон оторвался от телефона и одарил ее своей редкой и потому столь драгоценной для нее улыбкой.
Она присела на край кровати и стала кормить его, аккуратно отделяя вилкой сочную лососину от костей и по кусочку засовывая ему в рот, а телефонный разговор все продолжался. Когда Рамон поел, унесла поднос на кухню, принялась за мытье посуды и только тогда услышала, что он, наконец, повесил трубку.
Быстро вернулась в спальню и уселась на своей половине кровати, поджав под себя ноги, в той типично женской позе, которая совершенно недоступна для мужчины.
— Рамон, — произнесла спокойно и серьезно, — это пулевое ранение.
Его глаза мгновенно превратились в два куска зеленого льда; лицо будто окаменело.
— Как это случилось? — Он по-прежнему молча смотрел на нее. Она почувствовала, что решимость покидает ее, но все же заставила себя продолжать.
— Ты ведь не банкир, не так ли?
— Большую часть времени я действительно банкир.
— А меньшую?
— Я патриот. Я служу своей стране.
У нее словно гора свалилась с плеч. Всю ночь она воображала себе одну картину страшнее другой: он представлялся ей то торговцем наркотиками, то банковским грабителем, то членом какого-нибудь преступного синдиката, воюющего со своими конкурентами.
— Испания, — осенило ее. — Ты работаешь на испанскую разведку, ведь так?
Рамон опять помолчал, внимательно наблюдая за ней и просчитывая свои дальнейшие шаги, он был непревзойденным мастером постепенного саморазоблачения. Жертву следовало вовлекать медленно, шаг за шагом, чтобы она этого не замечала, а значит, и не противилась, как насекомое, которое село на разлитый мед и с наслаждением барахтается в этой сладкой луже, не ведая, что ему уже не суждено выбраться из липкой, безжалостной трясины.
— Ты сама понимаешь, Белла, что даже если бы ты и была права, я все равно не мог бы тебе в этом признаться.
— Ну разумеется. — Она счастливо кивнула. Ей уже приходилось встречать человека из этого опасного и увлекательного мира шпионажа и политических интриг. То был единственный мужчина до Рамона, в которого, как ей тогда казалось, она была по уши влюблена. Служил в южноафриканской службе безопасности в чине бригадира и тоже обладал властной и жесткой натурой, способной подчинить и удержать в узде самые бурные порывы ее чувств. Они с Лотаром Де Реем прожили шесть счастливых и безумных месяцев, как муж и жена, в уютной йоханнесбургской квартире. Когда он внезапно и безо всякого предупреждения разорвал их отношения, она была совершенно подавлена. Теперь-то понимала, это было всего-навсего легкое, несерьезное увлечение, не идущее ни в какое сравнение с той страстью, что она испытывала к Рамону Мачадо.