Они стали спускаться по лестнице. Лестница была широкая, трехмаршевая, точно по шестнадцать ступенек на марш, с балюстрадой под красное дерево и с гулким просторным колодцем.
Григорий спускался, придерживаясь за перила. Снизу, из шестиэтажной глубины донеслись чьи-то неразборчивые голоса. Потом пронзительный голос крикнул:
– Отойти от стены!
– Давай-давай, – пробормотал за спиной лейтенант.
Будет же когда-нибудь такое время, что не будут гореть танкетки, не будет следователей и глупых лейтенантов… И можно будет спать, сколько хочешь, и не ждать, когда тебя ударят по лицу. Но мне этого уже не увидеть, подумал Григорий. От жалости к себе у него навернулись слезы на глаза, хотя он еще не был уверен, что сделает это. Хорошо было Сашке, у него был наган… А мой карабин остался там.
Григорий нагнулся и вдруг перевалился через перила.
– Стой! Куда, сволочь? – отчаянно закричал лейтенант. Было просто страшно. Потом он подумал: «Теперь здесь наверняка поставят решетки…» И все кончилось.
***
(C) Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий, текст, 1961