Скатав куколку, Вера вложила в нее баранье ребро и обернула в кухонное полотенце.
На этом понятная часть творения закончилась. И началась непонятная.
Что такое дыхание жизни, Вера не знала. Ни тогда, ни теперь, ни потом. Как и к большинству женщин, решение пришло к ней интуитивно – на каком-то шкурном, подсознательном уровне. Покопавшись на кухонных полках, она нашла крохотную банку ежевичного конфитюра. Вытряхнув содержимое в мусоропровод и сполоснув банку теплой водой, она села на стул и начала дышать внутрь. От ее дыхания мутное стекло потело и покрывалось разводами. Очень скоро ноги стали отекать, но Вера продолжала сидеть на стуле и держать банку у рта.
В городе гудели машины, в небе летали самолеты, звезды говорили друг с другом, а на пересечении Фруктовой и Чехова женщина собирала жизнь в конфитюр.
Наконец, когда спина совсем одеревенела, Вера встала и поднесла банку к губам куклы. Убедившись, что дыхание жизни испарилось до капли, она удовлетворенно вздохнула и принялась готовить рыбу.
После акта творения Бог отдыхал один день. На то он и Бог. Женщина приготовила рыбу и проспала восемь часов. На то она и Женщина.
***
Пятого января утром Вера Ивановна проснулась и побежала на кухню. Куклы на подоконнике не было. Рыбы на сковородке тоже.
«Сожрал рыбу и сбежал, – ужаснулась Вера Ивановна. – Вот тебе и «сотворение человека»…»
Ежась от утреннего холода и поедая себя за глупость, она подошла к раковине и стала мыть посуду.
За шумом воды звонок был практически не слышен. Вытерев руки о халат, Вера Ивановна дошла до двери и повернула ключ в замочной скважине.
На пороге стоял Он. И был Он не низкий и не высокий, не толстый и не худой, а ровно такой, как Вере Петровне и хотелось.
От неожиданности Вера Ивановна растерялась.
– Любите рыбу? – промямлила она.
– Ага. У вас за углом продают чудесного хека, – ответил он ей и улыбнулся. – Всего по сто тридцать рублей за килограмм.
Ну а дальше – как в сказках и положено – все зажили долго и счастливо.
Кроме, пожалуй что, Туза. Второго дня он имел проблемы с желудком: дольше всего выходили стеклянный шарик и магнит.
Но это уже совсем другая история.
Пока родительство сочиняет рассказы про войну, детство стремительно милитаризируется. Нет, я нисколько не против старой доброй целлулоидной саблюки. Я и сама иногда испытываю непреодолимую тягу к «поиграть в Чапаева». Но не в два же года, право слово.
Все началось с варенья. Третьего дня утром, лежа на кровати, достопочтенный супруг мой Дементий пихнул меня в бок своей наждачной пяткой и задал риторический вопрос: