Когда на свет появилась я, бабуся работала кассиром – выдавала зарплату трудящимся. Место это было нервное, но весьма доходное и «доставучее». Несмотря на немереного размера взятку (уж бабушка постаралась), роды прошли тяжело и меня извлекли не слишком удачно: правая нога была длиннее левой на пару сантиметров, на ручке, под ногтем, расцветал стафилококк, а родничок отчего-то вышел заросшим.
– Будет умственно отсталой. Оставьте ее государству, – посоветовала бабушке акушерка, засовывая деньги в карман.
– Сами вы умственно отсталые, – огорчилась бабушка. – Будет кривой, пристрою ее на кассу, там из-за стола не видно. А на вас жалобу напишу.
Придя домой, бабушка извлекла из тумбочки записную книжку и принялась названивать знакомым. Через несколько дней мне нашли чудо-массажиста. Месяц работы чуда стоил как бабкина и дедкина зарплата, вместе взятые, но бабушке было все равно. Смачно харкнув в сторону моих беспомощных интеллигентных родителей, она устроилась уборщицей в обувной магазин, помимо основной работы. Массажист был оплачен, и спустя четыре месяца мои ноги сравнялись в длине.
Через год бабушка прикатила меня на коляске в роддом и, сунув мной в рожу акушерки, сказала сакраментальное: «Выкусили, бляди?» Бляди – от младшего обслуживающего персонала до старшего – выкусили, и избавиться от разгневанной старушки им удалось, только пригрозив ей милицией.
Бабушка уволилась с работы, когда у меня показался первый зуб. С того самого дня она практически всегда была со мной. К вящему удивлению родственников, выяснилось, что я единственный человек в этой Вселенной, ради которого бабушка способна на что угодно.
– Кроме меня, малютку никто не пожалеет, – говорила она и грозно сдвигала брови. Спорить с бабушкой не решался никто, поэтому меня жалели до двадцати трех лет включительно.
Первые пять лет целью бабкиной жизни был привес. Каждое воскресенье утром дедушку выпихивали на рынок, и к обеду он возвращался нагруженный снедью по самое не балуйся. Приготовленный из парного мяса фарш пятикратно проворачивался на мясорубке, после чего из него изготовляли котлеты. Бабушка была спокойна лишь в том случае, если ей удавалось запихнуть в меня четыре штуки. Пищевая экзекуция закончилась только в тот день, когда меня вывернуло прямо на стол.
– Ты, Витя, говенное мясо привез, – досадовала бабушка. – Если ребенок зачахнет, то Бог тебе этого не простит.
Но Бог простил, и я не зачахла. Более того, к нескрываемой бабкиной радости, я росла удивительно кукольным ребенком. К празднику она закручивала мои волосы на газетку с бинтиком, надевала мне на голову красный берет, и мы отправлялись к фотографу. В том случае, если я выходила как-то не слишком хорошо, бабушка устраивала скандал и требовала переснять бесплатно.