Ванечку убили на улице пьяные дезертиры. Те самые солдаты, для которых она вязала носки и собирала посылки с теплыми вещами, галетами и шоколадом. Они просто разорвали его, как дикие звери, за то, что у него были хорошее пальто и чистый белый воротничок.
Увидев то, что от него осталось, Лидия Антоновна хотела умереть, но потом поняла, что не имеет на это права: она должна была спасти Лику, свою невестку, и племянников. Ванечка всегда повторял: «Лика неприспособлена к жизни», и Лика поверила в это. Оставшись без мужа, она совершенно растерялась, завела знакомство с какими-то странными людьми, то ли теософами, то ли анархистами. Лидия Антоновна быстро взяла управление на себя, собрала что-то из вещей и повезла всех на Украину – Лику, племянников, горничную Настю и кухарку Федосью. Поезд был набит битком, чьи-то ноги свисали с третьей полки, кто-то спал под скамьей. Но через несколько часов поезд остановился, и пришлось пересаживаться на другой, еще более набитый. Племянник Юрочка, младший, спал во время пересадки, его пришлось нести, и чемоданы тоже. Лика, наконец, сумела забыть, что она совершенно не приспособлена к жизни, и помогала как могла. Настя тоже вела себя прилично, а Федосья принципиально отказывалась что-нибудь нести, повторяя: «Что я вам, ломовиком нанялася?»
Однако при следующей пересадке, в еще более набитый поезд, она все-таки взяла один чемодан… Правда, после этого ни Федосьи, ни чемодана Лидия Антоновна больше не видела.
На одной из станций Лидия Антоновна пошла за кипятком. Сойдя с перрона, торопливо шла среди грязной озлобленной толпы, завернула за угол и вдруг столкнулась нос к носу с огромным небритым мужиком, в котором узнала петербургского дворника из Ванечкиного дома – Селивана. Увидев знакомое лицо, она глупо обрадовалась, окликнула Селивана и спросила его про кипяток. Селиван вдруг нехорошо заулыбался и пошел на нее, хриплым злорадным голосом говоря:
– Кипяточку тебе, барыня Лидия Антоновна? Отпила ты свой кипяточек! Убегаешь, барыня? Далеко-то не убегешь! Попили нашей кровушки-то, да вышло время, теперича наш черед! Под поезд тебя, барынька, надобно спущать, под самые колеса!
Лидия Антоновна хотела спросить Селивана, когда же это она пила его кровь, – тогда ли, когда дарила его детям сласти к Пасхе и к Рождеству, или тогда, когда помогла отстоять от призыва хворого Прошку, старшего Селиванова сына… Но слова застряли в горле, и она только в ужасе отступала перед этим надвигающимся на нее грязным и небритым воплощением народного гнева… А потом она потеряла сознание от страха, голода и усталости и рухнула как подкошенная на грязный пол.