Турчанка кивнула Борису на кушетку и скрылась за ширмой. Борис присел, сдвинув в сторону розовый атласный халатик, отороченный перьями. В комнате было душно и приторно пахло духами и всевозможными притираниями.
Из зала послышался гул аплодисментов, крики «Браво!», а также те странные звуки, которые издавали турецкие и албанские офицеры, выражая свое восхищение. Крики приближались, совсем близко от двери слышался смех и топот ног. Голос Анджелы терялся в этом шуме.
Борис вскочил с кушетки и нырнул за ширму. Старуха невозмутимо рылась в каких-то сундуках и не обратила на Бориса никакого внимания. Послышался стук распахнувшейся двери, Борис приник к щелке в ширме и увидел следующую картину. Следом за Анджелой в комнату ворвался тот самый толстый усатый француз. Дверь захлопнулась, оставив в коридоре остальных преследователей. Офицер устремился к Анджеле, говоря, что она его очаровала и он совершенно потерял голову, иначе никогда не позволил бы себе ворваться к ней без приглашения. В его словах была доля правды. Анджела не выглядела растерянной, очевидно, подобные сцены в этом кабаре происходили довольно часто.
– Господин офицер, – строго произнесла она, отходя от своего назойливого поклонника подальше, – я очень рада, что вам понравилось мое пение, но сейчас позвольте мне остаться одной – мне нужно переодеться.
Толстяк рухнул на колени и пополз к ней, протягивая золотую безделушку – не то браслет, не то кулон – Борису было плохо видно из-за ширмы. Анджела начала проявлять признаки беспокойства. Толстяк обнял ее колени, она оглянулась беспомощно в сторону ширмы, и тогда Борис решил вмешаться.
Он выскочил на середину комнаты и одним движением отбросил толстяка на кушетку. Это было нелегко в буквальном смысле слова – толстяк весил верных восемь пудов. Борис крякнул, но все-таки выполнил необходимый маневр. От неожиданности француз не сопротивлялся.
– Позвольте спросить, – холодно начал Борис по-французски, – что вы делаете здесь, в комнате дамы?
Он отводил глаза и хмурил брови, потому что никак не мог принять происшедшее – уж больно опереточным духом веяло от событий, так и хотелось дать толстяку пинка в зад. И тем не менее нож, который предназначался Борису, был вовсе не бутафорским, поэтому следовало настроиться на серьезный лад. Офицер встал, выкатил глаза и рявкнул, шевеля усами, как таракан:
– Ах, этот несносный русский! Как же вы мне надоели еще в зале!
– Чем подсылать убийц из-за угла, – процедил Борис, – не угодно ли встретиться со мной в открытую? Я русский офицер и привык драться честно.