В роскошном «люксе» Ордынцева с гостями встречал Саенко. Отмытый и начищенный, артистичный от природы, ординарец Горецкого неплохо справлялся с отведенной ему ролью камердинера. К счастью, гости ненадолго посетили номер Бориса, так что испытание для ординарца оказалось не слишком трудным. Борис приказал ему принести и раскрыть отделанную слоновой костью черепаховую шкатулку. Поль Менар в молитвенном благоговении, воззрился на манускрипт, Казанзакис взглянул с любопытством и затем отошел, уступив место Гюзели.
Турчанка посмотрела на книгу, потом – на восхищенного Менара, пожала плечами и заговорила с Борисом о его константинопольских знакомствах.
Наконец, француз удовлетворил свои чувства созерцанием стопки серо-желтых листков и согласился вернуться к обычному человеческому существованию.
Борис проводил гостей, получил от Гюзель приглашение посетить ее сегодня вечером и, откланявшись, направился в ресторанчик Луиджи, чтобы оставить там записку Аркадию Петровичу. В ней он писал, что ему срочно нужно обсудить с Горецким свои новые знакомства и разработать следующий этап операции.
Однако этим планам не суждено было осуществиться.
За два квартала от дома Горецкого Борис столкнулся на узком тротуаре с высоким худощавым турком. Столкнулся в буквальном смысле, точнее, турок сам налетел на него и выронил при этом кипу газет на нескольких языках. Борис наклонился, чтобы помочь собрать газеты. Турок что-то сказал на своем языке, вежливо улыбнувшись Борису, и вдруг прижал к его лицу платок, пропитанный остро и неприятно пахнущей жидкостью. Борис попытался оттолкнуть его, но в это время к нему подбежал еще один человек и завел ему руки за спину. Рядом остановился черный автомобиль, и Бориса, слабо сопротивляющегося, теряющего сознание, втащили внутрь и бросили на обитое кожей сиденье.
Толстый турок с яркими глазами на смуглом одутловатом лице поднял взгляд от заваленного бумагами стола. На пороге его кабинета стоял молодой человек в порванной и грязной черкеске некогда малинового цвета. Многочисленные синяки на его лице еще не начали желтеть, свидетельствуя о свежести побоев.
– Боже мой, господин… эсаул, – турок с некоторым затруднением произнес экзотическое звание молодого офицера, – Боже мой, неужели вас так отделали мои башибузуки? Клянусь вам, они будут наказаны!
– Нет, – есаул говорил явно с трудом, – нет, это до них постарались… соотечественнички мои…
– А-а, – турок явно обрадовался, – тогда другое дело. Тогда, господин… эсаул Чернов, сообщите мне все, что вы знаете о смерти полковника Шмидта. Как я понимаю, вы находились при нем для поручений и для охраны. Как же получилось, что вас не было с полковником в момент убийства?