Сказочница, уже не прячась, прямо и жестко, смотрела на Библиотекаря, который выглядел неожиданно постаревшим, уставшим и растерянным. Ее глаза, обычно цвета еще не зрелого крыжовника, что само по себе достаточно необычно неожиданно оказались цвета льда и были также, как лед, холодны.
– Боже, я опять, как всегда выпала из времени! Нет меня точно, когда-нибудь уже окончательно не простят.
Делая все одновременно, – прощаясь, собирая свои постоянные, изящные пакеты и пакетики, роясь в сумочке в поисках ключей от машины, отвечая на внезапно посыпавшиеся один за другим звонки, она мгновенно превратилась опять в то, что все так привыкли видеть и чем бесконечно восхищались – в гремучую смесь дурдома и фейерверка.
***
Женщины, изображенные на картине, взирали на толпу, собравшуюся на вернисаж со спокойной уверенностью богинь, которыми собственно и являлись. Посвященные жрицы, по какой-то только им одним известной причине, вышедшие к людям, смущая и одновременно притягивая их своим видом, своими взглядами, своей открытостью и абсолютной недостижимостью.
– Я сама читала в журнале. Он был допущен в тайный женский монастырь в Египте.
– Не в Египте, а в Азии. И не в монастырь, а в эзотерическую женскую школу.
– Да это просто рекламный трюк.
– Трюк или не трюк, а смотреть на них страшно. Они как живые.
– Не хотел бы я встретиться с этими живыми.
– Ну, это ты зря.
Кокетливый смех, мрачноватый хохот, издевательское хихикание, слились в разнообразную переливающуюся волну. Посвященные, живые, присутствовавшие в зале, и запечатленные на картине, веселились, как девчонки первоклассницы, играя мужским смятением, гордыней, изредка вспыхивающей агрессией и более или менее удачно скрываемым вожделением.
– Вы, должно быть, не раз слышали: мужчины бояться женщин, женщины – себя.
– Эти, похоже, уже не бояться.
– Представляешь, до чего их бояться мужчины.
– Судьба твоей картины, она, что совсем тебя не интересует?
Когда вернисаж необыкновенной картины, по всей вероятности первого и единственного в мире свидетельства женского эзотерического мира, неожиданно закончился ее покупкой за не малые деньги, человеком не только пожелавшим остаться не известным, но и предупредившим, что теперь ее долго никто не увидит, это казалось изящной интригой. Но последнее время картина все чаще всплывала в памяти, и ей стало казаться, что она ни как не может принять какое-то очень важное сообщение, которое исходит от нее.
Она уже не первый раз пыталась, что-нибудь узнать, но ответом ей каждый раз был взгляд не менее загадочный и не объяснимый, чем ее тревога.