– Что, вот так пришел и сказал: а не поднять ли тебе бунт?
– Можно только представить, что сказали наши путешественники садоводу из Хумаймы. Допустим, так: любезный наш Мухаммед из дома Аббаса, а поднял бы ты голову от своей земли с червяками и посмотрел, что творится в мире правоверных. Пророк, мир ему, уже почти девяносто лет как в могиле. Наследникам его покорились Шам и Миср, с Дамаском и Александрией; в результате от гордой империи Бизанта осталось всего ничего. Покорились темнолицые всадники народа берберов и жители страны, дальше которой только страшные волны закатного моря, – страны Андалус. Побежден царь царей, великая империя Ирана рассыпалась в прах! А сейчас еще и вот эти противные человечки из Самарканда – не то чтобы совсем сдались, всё почему-то сопротивляются, но в общем дело их плохо. И что, друг наш садовод? Завоевано все, а где мир в земле правоверных? Ужас, а не мир. Хаос, дружище. Брат убивает брата, армии гоняются друг за другом, повелители же правоверных – совершенно не праведные халифы, а один другого хуже. В общем, ты подумай, дядюшка Мухаммед, – ты, в чьих жилах течет кровь пророка, ты так и будешь тут выращивать свой инжир, айву и яблоки? «Я с вами, раз уж такое дело», сказал им на это человек из дома Аббаса.
Настроение мое, понятное дело, улучшилось. Братец снова был в ударе, перестав казнить себя за почти удавшееся покушение на мою особу.
– Вообще-то они уламывали его целую неделю, – признал Аспанак. – Но это не главное. А вот теперь скажи – ты успел посчитать, когда наш мудрый дед отправил своего человека в деревню Хумайма?
Я молчал.
– Двадцать девять лет назад, – с непередаваемым выражением сказал Аспанак. – Ты вспомни, какой был здесь год. Кто остался жив – те ходили нищие, ободранные, но гордые. Самарканд разрушен, город купцов Пайкенд разрушен, Бухара еле дышит, Балха все равно что больше нет – но ведь зверь Кутайба ибн Муслим убит. И кто подстроил его странную смерть – мы же с тобой знаем, Нанидат, это ведь не мальчик на базаре рассказывает сказки про наш торговый дом за наши деньги. Блестящая была операция… На месте деда кто угодно бы загордился: победа все равно что в руках. После зверя Кутайбы все прочие эмиры казались сущими детьми. Вот сейчас мы в наших лучших в мире сверкающих кольчугах соберемся в кучу, еще одно усилие – и выметем навсегда всю эту хравстру обратно за реку, в Мерв, потом догоним и еще врежем. И подумать только, Нанидат, что наш дед, собиравший тогда полки для Гурека, славший тайных гонцов в Великую степь к кагану и в Поднебесную империю к Светлому императору, – что он, вот так, на всякий случай, не верил в собственный успех и посылал, на тот же всякий случай, аптекарей в Хумайму, каких-нибудь там торговцев тканями к другим родственникам пророка – из дома Али, и так далее. Про запас – вдруг Самарканд снова разобьют? И ведь разбили. Но одно из зерен, посеянных дедом, оказалось золотым. Деньги-то небольшие, Нанидат, – какая-то горстка дирхемов. Но в том-то и дело, что иногда от одного дирхема бывает больше пользы, чем от мешка динаров.