В тот день, о котором речь, Юньгэ раздобыл корзину первых груш и пошел искать Симэня. Один отменный болтун сказал ему:
– Юньгэ! Если он тебе нужен, скажу, куда надо идти – сразу найдешь.
– Скажи, говорливый дядя, – попросил пострел. – Эх, найти бы мне его, получил бы медяков тридцать, а то и пятьдесят старому батюшке на пропитание.
– Вот что я тебе скажу, – продолжал говорун. – Он с женой торговца лепешками У Старшего развлекается. Целыми днями на Лиловокаменной у старой Ван в чайной пропадает. Зайди утром, зайди вечером – все там сидит. Ты – малыш, и придешь, так тебе ничего не будет.
Поблагодарил Юньгэ болтуна, взял корзину и направился прямо на Лиловокаменную к старухе Ван. Она сидела на скамейке и сучила нитки. Юньгэ поставил корзину на землю и поклонился.
– Ты зачем пришел, Юньгэ? – спросила Ван.
– Его милость ищу. Может, медяков тридцать или полсотни заработаю старому батюшке на пропитание.
– Что еще за его милость?
– Того самого – известно кого.
– У каждого имя есть.
– Того, кто двойную фамилию носит[11], – пояснил Юньгэ.
– Это кто ж такой?
– Шутить изволите, мамаша? Говорить хочу с его милостью господином Симэнем.
И Юньгэ направился было в чайную, но его задержала старуха.
– Ты куда, макака? В чужом доме есть приемная, но есть и внутренние покои!
– А я вот пойду и разыщу.
– Ах ты, обезьяний выродок! – заругалась старуха. – Какого тебе еще Симэня в моем доме понадобилось?
– Что ж, мамаша, думаешь все сама съесть, а со мной и крохами не желаешь поделиться, да? Что, я не понимаю, что ли?
– Да что ты, молокосос, понимаешь! – наступала Ван.
– Настоящая ты сводня, старая карга! Тебе бы капусту рубить да ни листика не уронить. А если я брату-лоточнику все расскажу, что тогда?
Эти слова так и подкосили старуху.
– Обезьянье ты отродье! – вскипела она от злости. – К старому человеку подходишь да всякую чушь мелешь!
– Я, говоришь, макака, а ты – старая сводня, собачье мясо!
Ван схватила Юньгэ и задала две звонких пощечины.
– За что бьешь? – закричал пострел.
– Ах ты, подлая макака, мать твою…! Еще кричать будешь? Вот вышвырну за дверь, – ругалась старуха.
– За что бьешь, я тебя спрашиваю, старая гнида? Что я тебе сделал?
Старуха надавала подростку тумаков и выпихнула на улицу. Потом вышвырнула на дорогу корзину с грушами, которые раскатились во все стороны. Убедившись, что ему не одолеть сводню, Юньгэ с руганью и плачем пошел прочь, подбирая груши.
– Ну, погоди, старая гнида! Ты у меня еще поплачешь, – указывая в сторону чайной, ругался Юньгэ. – Не будь я Юньгэ, если не скажу ему обо всем. Вот разрушу твое логово, тогда не больно-то разживешься.