ПРЕДИСЛОВИЕ К «ЦЗИНЬ, ПИН, МЭЙ» (I)[1]
Полагаю, весьма разумно поступил Ланьлинский Насмешник, что в повести «Цзинь, Пин, Мэй» поведал свои мысли через изображение нынешних обычаев и нравов.
Ведь семь страстей[2] волнуют человека. И самая сильная из них печаль. У тех, кто отличается высоким умом и просвещенностью, она рассеивается как туман, тает будто лед, потому не о них должно вести речь, как и не о тех, кои уступают им, но, вняв рассудку, сохраняют самообладание и не доводят себя до терзаний. Зато сколь редко случается, чтобы не приковала она к постели людей невежественных, кто не сообразуется с разумом и тем паче не умудрен знаниями.
Посему мой друг Насмешник, исчерпав до глубины повседневную жизнь, и сочинил эту повесть объемом в сто глав. Язык ее удивительно свеж и по душе каждому. Сочинитель не ставил себе иной цели, как прояснить деловые отношения между людьми, отвратить от порока, отделить добро от зла; помочь познать, что усиливается и расцветает, а что увядает и гибнет. Будто воочию видишь, как свершаются в книге воздаяние за добро и кара за зло. Так и слышится во всем живое биение. Кажется, тысячи тончайших нитей вздымаются, но никогда не спутываются под сильнейшими порывами ветра. Оттого, едва взявшись за книгу, читатель улыбается и забывает печаль.
Сочинитель не чурается просторечия и грубых выражений. В книге говорится о «румянах и белилах»[3]. Однако, не в этом, скажу я вам, ее суть. Ведь песни, вроде «Утки кричат»[4], «весьма игривы, но вместе с тем вполне пристойны; весьма трогательны, но вместе с тем не ранят душу»[5]. Всякий жаждет богатства и знатности, но редкий довольствуется ими разумно и в меру; всякий ненавидит горе и страдание, но лишь редким не сокрушают они душу.
Читал я сочинения «певцов скорби»[6] прошлых поколений – «Новые рассказы под оправленной лампой» Лу Цзинхуэя[7], «Повесть об Инъин» Юань Чжэня, «Убогое подражание» Чжао Би[8], «Речные заводи» Ло Гуаньчжуна[9], «О любви» Цю Цзюня[10], «Думы о любви» Лу Миньбао, «Чистые беседы при свечах» Чжоу Ли[11], а также и более поздние сочинения – «Повесть о Жуи» и «Юйху»[12]. Слог их точен и изящен, но усладить душу они не могут. Читатель откладывает их, не дойдя до конца.
Другое дело – «Цзинь, Пин, Мэй». Хотя повесть наполняют самые обыкновенные толки, какие слышишь на базарах и у колодцев; ссоры, доносящиеся из женских покоев, – ею упиваешься, как упивается соком граната ребенок, – так она ясна и понятна. Пусть ей и недостает прелести отделанных сочинений древних авторов, ее литературные достоинства привлекательны во многих отношениях.
