Вызывает удивление то, что рецензент был Курицын. Его "Матадор на Луне", "экстремальный роман", названный критиками провокационным, оказался чернушной поделкой в стиле многосерийных похождений Штирлица в книжке "Как размножаются ежики". Интернетовский лубок, "падонкаффскае" "жы", пидарасы и русофобы уже несколько навязли на зубах, так, что нет сил улыбаться даже нескольким по-настоящему удачным аллюзиям.
И модный Мураками тоже не радует. Его "Пинболл 1973" возвращает меня в осенний Мумидален. Я буксую и силюсь вспомнить старые бесполезные сны. Без толку. Сигаретный дым притаился где-то над люстрой, в воздухе чувствуется запах крепкого табака. Читается через силу. Мураками – пресная жвачка, которую жалко выплюнуть, но уже лень шевелить челюстями. Оставшаяся сотня страниц – еще на час. Потом послесловие переводчика и обязательная фотография автора на заднике обложки.
Немного хочется есть и не хочется – вкус у еды такой же пресный. Проверяю, плотно ли лежит телефонная трубка, хотя во втором часу ночи мне уже никто не позвонит. А в холодильнике бутылка пива и недоеденная банка маслин. Я не люблю маслины.
Старик-бармен поправил седые, но все еще густые волосы, механическим движением затушил давно потухшую сигарету о край высокой модерновой пепельницы и принялся методично протирать стаканы. Вопреки кодексу барменов, он позволил себе выпить немного виски. В голове приятно шумело. Посетителей в баре почти не было.
Древние вентиляторы месили сизый дым под потолком, ненавязчивая музыка 80-х прошлого века не приглушала разговора молодой парочки, которая сидела совсем недалеко от стойки бара. Молодой человек нервно курил и что-то доказывал. Впрочем, слов разобрать старику не удалось, да он и не пытался вникать в суть монолога. Девушка сидела безучастно, лишь иногда потягивала свой свежевыжатый грейпфрутовый сок со льдом через соломинку и смотрела в стол. Было в этой парочке что-то несуразное, негармоничное. Молодой человек приходил сюда довольно часто. Иногда с приятелями, иногда один. Девушку старик видел в первый раз.
Потянулся еще за одной сигаретой, закурил.
В первый раз он уловил некоторый дух упадка, когда пришлось закрыть отель. Постояльцев у него не было давным-давно, и он сдал помещения под какой-то архив никому не нужных бумаг, которые так и не удосужились перевести в цифровой формат, полностью сконцентрировав свою деятельность на баре. Доход бар приносил ровно такой, чтобы старый одинокий человек ни в чем себе не отказывал в меру своих старых одиноких привычек.
Дух упадка – странная метафора, но именно так старик определял общую атмосферу, царившую вокруг него. Дух, который все более распространялся с перемещением заведения по временной шкале. Бар увядал с каждой упавшей волосинкой с его головы, с каждой новой морщинкой на лбу.