Все ближе и ближе огни сигнальных костров. Кажется, и фигурки людей можно уже возле них различить. А спрятанные где-то в глубинах подсознания часы упорно отсчитывают последние , десять, одиннадцать:
Нужно, нужно еще раз перед смертью пережить то удивительное состояние, которое было тогда, в детстве! Пронзительное ощущение победы над силой тяжести! А потом:
Двадцать один, двадцать два, двадцать три:
Кожин изо всех сил сжал зубы. Тренированное мускулистое тело напряглось, яростно сопротивляясь падению. Он не понимал, чего от себя добивается. Это было отчаянное желание жить, приступ безумия, титаническое напряжение воли на грани неизбежной смерти.
«Скорее! Скорее! Ведь я в воздухе! Оно должно, обязательно должно прийти!»
И оно пришло.
Каждая клетка в теле Кожина прониклась вдруг ликующим чувством свободы и беспредельного счастья. Страшная сила, влекущая к земле и угрожающая уничтожить сокрушительным ударом об землю, куда-то вдруг ушла, словно растворилась во тьме.
Замер свист ветра в ушах. Воздух перестал быть неуловимой пустотой – он теперь нес, держал, пружинил, как туго натянутая парусина.
Огни костров, стремительно летевшие навстречу, остановились, словно в удивлении, потом дрогнули, полетели в сторону и утонули в чернильном мраке.
Исчезло все: время, пространство, события. Это был теперь не сержант Кожин, а просто никто, попавший в никуда. Остались только непроглядная ночь, прохлада на лице, Да смутно знакомая сладостная отрешенность в окаменевшем от напряжения теле.
Часы подсознания остановились. Но на наручных светящаяся стрелка продолжает бегать по кругу: что ни шаг – секунда, что ни круг – минута. Пусть бегает! Глаза видят ее, но сознание не воспринимает: Одна минута, вторая, третья: Нет больше страха смерти, нет прожигающего сердце отчаяния. Есть лишь победное проникновение в стихию невесомости, полное слияние с ней.
А неугомонная стрелка все бегает, все бегает: десятый круг, одиннадцатый: Глаза машинально считают обороты.
Странное, небывалое, необъяснимое состояние, вряд ли когда-нибудь испытанное человеком! Сколько оно могло продолжаться?…
Сознание и рассудок включились внезапно, словно яркая лампочка, вспыхнувшая в темной комнате.
Что происходит? Где земля?! Тьма, кругом тьма!… На мгновение Кожину почудилось, что он разминулся с Землей и падает в бесконечное космическое пространство. Это было страшнее смерти. Сердце похолодело.
«Что, если я схожу с ума? Что, если так всегда бывает перед смертью?… Нет, нет, я не хочу этого! Не хочу!»
Могучий волевой порыв разом иссяк, погас, растаял. Чудовищное напряжение тела сменилось полным расслаблением. И в тот же миг на Кожина обрушился страшный удар. В ушах затрещало, заскрежетало: Еще удар. Спину и ноги прожгла нестерпимая боль. В глазах замелькали разноцветные пятна. Резко запахло хвоей, лесной сыростью, грибами. В мучительную вечность растянулись секунды, когда руки еще пытались за что-то ухватиться, до крови сдирая кожу, а потом – провал в самую темную из темнот, в глубокое беспамятство.