Ещё бы. Присматривать за людьми приходилось в любых условиях, и чем нередко занимаются мужчины с женщинами (женщины с женщинами, мужчины с мужчинами), оставаясь наедине, она познавала не понаслышке, а, так сказать, непосредственно из первоисточников. А уж что люди при ЭТОМ думают… Тич не была кабинетной крысой или повёрнутым на науке «синим чулком», как полагали дворцовые, судя лишь по стилю её поведения с ними. Хотя свой любовный опыт она приобрела опосредованно, чужими чувствами, руками и прочими частями тел, но это был ЕЁ собственный опыт. Переживания, собранные по крупицам, с миру по нитке, сложились в ПОНИМАНИЕ.
Личность её познала любовь человеческую со всех сторон, во многих проявлениях, всякую – разную и многажды.
Возможно, именно по этой причине Тич никого не торопилась любить реально…
И до сегодняшнего дня девушка не тяготилась этим. Но сейчас какое-то странное ощущение возникло в ней, поселилось где-то под сердцем и теперь мешало сосредотачиваться.
Слишком красивым казался он. Слишком притягательным.
Тич в который раз опустила веки, расслабила тело, одновременно напрягая разум.
Сосредоточилась.
Переключила внутреннее зрение, слух, обоняние… все чувства сконцентрировались на приём.
Теперь она видела, воспринимала мир совсем по-другому – переливом красочных ощущений и сгустками ароматных звучащих цветов. Для взгляда, умеющего не только смотреть, но и видеть, не существовало преград… В разноцветном хороводе всплыл, выпукло обозначился золотистый сгусток – портрет Алекса, подаренный его мамой… Он нагревался и пульсировал, подрагивал, разрастаясь. Свечение набирало силу. Окрепнув, золотистый сноп света рванулся и полетел куда-то вдаль, чертя за собой широкую линию.
Вдоль неё скользило проницательное сознание Тич. Она взяла СЛЕД.
И уже не думала о том, чего же в намерениях Амрины было больше: страстного желания не потерять единственного сына или жгучей жажды заполучить непобедимого воина.
Она размышляла, с какой целью, на самом-то деле, первой воительнице Локоса понадобилось жертвовать собственным сыном…
ЧТО в душе человеческой сильнее любви к собственному ребёнку?
Вот в чём вопрос.
Он никогда не видел этого человека. Родственников мужского пола возрастом далеко за сорок у него не было точно. По крайней мере, о существовании подобных родичей-мужчин он ничего не знал. Тётя пятидесяти двух лет у него имелась, да. Старшая сестра матери. Родилась ещё в Советском Союзе, ровно за год до его распада. Бабушку он почти не помнил, та умерла в двадцать шестом, когда ему было пять лет. Мать родную он не помнил тем более, не мог помнить, в четыре месяца от роду у маленького человечка ещё не та память, чтобы фиксировать осмысленные воспоминания. Иногда ему казалось, что он всё-таки удержал ОЩУЩЕНИЯ, что тёплые женские руки, баюкающие его, – это руки мамы, и мягкая грудь, к которой он прижат, – мамина… Но, скорее всего, то была ложная память. Руки почти наверняка – тётины, и груди – её же. Или бабушкины… Малыш не остался сиротой, ему повезло, две женщины усыновили его, когда погибла их дочь и сестра.