К обеденному перерыву в понедельник подготовка к встрече была закончена, и мы не спеша наслаждались обедом. Фриц всегда радовался, когда у нас в конторе дела шли на полную мощность, и особенно старался угодить своей стряпней.
В этот вечер я одобрительно подмигнул ему, когда увидел, как много в супе грибов, а когда попробовал подливку к салату – послал ему воздушный поцелуй. Фриц покраснел от удовольствия.
Как только обед закончился, Вульф поднялся в свою комнату, как это было предусмотрено его сценарным планом на данный вечер. Несколько минут мы с Фрицем совещались на кухне, потом и я отправился наверх – переодеться. Я надел серый костюм в серую клетку – один из лучших, когда-либо бывших у меня костюмов, светло-голубую рубашку и темно-синий галстук.
По пути вниз я зашел в комнату к Вульфу, бывшую на том же этаже, что и моя, чтобы задать ему вопрос. Он сидел у лампы в кресле с одним из романов Поля Чапина в руках. Я подождал, пока он дочитает до конца абзаца и отметит место карандашом.
Тогда я сказал:
– Если кто-нибудь из них захватит с собой какой-нибудь посторонний предмет, должен ли я его впустить?
Не поднимая глаз, Вульф кивнул.
Я спустился вниз в кабинет.
Первый посетитель прибыл рано.
Я предполагал, что до девяти часов никого не будет, но уже без двенадцати девять я услышал, что Фриц спускается в прихожую и открывает входную дверь. Затем повернулась дверная ручка кабинета, и Фриц впустил первую жертву.
Этот субъект явно нуждался в бритье, брюки висели на нем мешком, а волосы были взъерошены. Его бледно-голубые глаза стремительно обежали помещение и приземлились на мне.
– Черт побери! – сказал он, – вы же не Ниро Вульф!
Я согласился с этим и назвал себя. Он выказал желание пожать мне руку, затем сказал.
– Я знаю, что пришел на встречу рано. Я Майкл Эйерс, работаю в городском отделе «Трибюн». Я заявил Огги Риду, что мне нужен свободный вечер, чтобы спасти себе жизнь. По дороге я кое-где остановился пропустить пару стаканчиков, а потом мне пришло голову, что я безнадежный дурак – нет же никакого основания считать, что в этом доме не будет никакой выпивки. Я говорю не о пиве.
Я спросил его:
– Джин?
Он усмехнулся.
– Скотч. И не затрудняйтесь, разбавлять не надо.
Я подошел к столику, который мы с Фрицем установили в нише комнаты, и налил ему.
Я подумал: ура Гарварду и веселым дням в колледже и т. д… Я также подумал, что если он всех изведет… Но с другой стороны, если я ему откажу в его просьбе, он здесь ни за что не останется. А выучив почти наизусть справку из банка, я знал, что он проработал в «Пост» четыре года, а в «Трибюн» три, зарабатывая по девяносто долларов в неделю. Да и вообще у меня слабость к газетчикам. Я никогда не мог избавиться от чувства, что они знают такие вещи, о которых я не имею понятия.