Лин недоуменно пожал плечами на странные и наивные вопросы воина:
– Да, обкусываю, конечно.
Мусиль из малинового стал бордовым, но не посмел оправдаться.
– Гм.. Мусиль…
– Да, господин?
– Нам со щенком некогда, так что ты палку эту… того… сам себе воткни. – И воин заржал над грубой шуткой, видимо, сам только что ее придумал.
Мусиль тоже рассмеялся, до печенок довольный, что все тягостное и горькое наконец заканчивается, да еще с великой прибылью для него. Засмеялся и вдруг вспомнил что-то…
– Господин?
– Ну? Что еще? Благодарность в письменной форме оставить? На стене у стойки?
– Нет, господин… Нафы придут, спрашивать про вас станут.
– Сами, что ли?
– Ну не эти, разумеется… Другие… Или кого-нибудь пришлют…
– И что?
– Спрашивать про вас станут: кто таков, куда поехал? Я ведь трактирщик, я должен им буду что-то сказать…
Мусиль с молчаливой мольбой уставился на воина: соври, наболтай чего-нибудь, догадайся сделать это самостоятельно, чтобы ложь твоя на меня не перешла, чтобы нафы меня не терзали…
Воин с прищуром оглядел, словно ощупал, трактирные окрестности и немногочисленных слушателей: Мусиля, Луня, Мошку, Лина и Уму, которого следовало считать, скорее, зрителем… Видно было, что он все отлично понимает и при этом ничего и никого не боится…
– Придут спрашивать, говоришь? А не помрешь от страха, когда придут? А если они опять кого из твоих в жертву попросят?
Мусиль развел руками и попытался улыбнуться.
– Страшно, да ведь неизбежно, куда же мне от них деваться, авось не помру. Никого они взять не должны, я же по закону все сделал… Теперь они… от своего не отстанут, господин…
– Ну-ну. Это мне очень даже любопытно. Передай им, что звать его, меня то есть, Зиэль, иду я строго на восток по имперскому тракту, и что мне очень нравится носить сапоги из нафьих шкурок, и что ихнюю богиньку Уману я при случае… Нет, про Уману ничего не говори, не то они на тебя разгневаются и из закона выйдут. А она за мною погонится, исполнения клятвы требовать. Все остальное – непременно передай. Лин, за мной!
Воин нахлобучил шапку, вышел в двери, едва не свернув косяк крутым плечом, за ним Лин, и оба они уже не видели, как старая Мошка покачнулась, услышав имя воина, и грянулась без памяти на трактирный пол.
– А что означает черная рубашка?
– Черная рубашка?
Воин Зиэль идет пешком, ведет коня Сивку в поводу, а Лин сидит в седле, и поэтому головы у собеседников почти на одном уровне, беседовать им удобно. Воин, как подметил про себя Лин, вообще предпочитает ходить пешком, но на этом куске дороги у них и выбора особого нет: либо вдвоем в седле кое-как помещаться, либо воину пешим идти, потому что подуло с юга, и ветер колючек на дорогу нанес: волшебным сапогам да подкованным копытам те колючки все равно что пух от одуванчиков, а вот босым ногам Лина… Правая ступня до сих пор в волдырях, несмотря на то, что у воина в сумках нашлось целебное средство от колючечного яда…