– Наше тебе с кисточкой, Юрий Александрович!
Тимофей уверенным шагом прошел по ковровой дорожке, без приглашения занял место за приставным столиком.
– Ну и что тебе нужно? – не меняясь в лице, грубо спросил Силантьев.
– Да вот, плевалку тебе принес.
Развалившись на стуле, Тимофей извлек из кармана куртки дешевую стеклянную пепельницу, поставил ее на основной стол и движением пальцев подтолкнул ее поближе к хозяину кабинета.
– Это что значит?
– А это, чтобы ты сюда плевал. А на меня плевать не надо.
– Ничего не понимаю.
– Тимофей меня зовут. Орлик фамилия...
– А-а, так тебя Надя прислала.
– Я тебе не курьер, чтобы меня присылать...
– Что тебе надо? – свысока посматривая на него, недовольно спросил Силантьев.
– На работу пришел устраиваться.
– Да, Надя что-то говорила про тебя. Ты раньше на заводе работал, до армии... Кем ты работал?
– Механический цех, технолог по механической обработке.
– Не думаю, что есть вакансии.
– Да ладно, вакансий нет. От вас люди как от чумы бегут, работать некому...
– А я говорю, вакансий нет.
– Будет вакансия. На твое место.
Тимофей невозмутимо вынул из кобуры под курткой тяжелый пятнадцатизарядный «Браунинг», в безмятежной задумчивости передернул затвор и вернул пистолет на место.
– Э-э, я сейчас охрану вызову, – вжавшись в кресло, бледный как альбинос, оторопело пробормотал Силантьев.
– Какая охрана? – от души засмеялся Тимофей. – Три склеротика-инвалида с наганами, да?..
– Милицию...
– Милицию ты не вызовешь. Потому что жить хочешь. Я человек добрый, но собаками меня травить не надо. Я ведь разозлиться могу... Орлик моя фамилия.
– И... И что?
– Теперь я за заводом смотреть буду. Раньше Захар был, потом Козьма, теперь я...
– А-а... Я не знаю, кто там за чем смотрел...
– А это, Юр-Саныч, не твоя головная боль. Не ты за бардак платишь. Хотя и ты с этого имеешь, – сказал Тимофей и многозначительным взглядом обвел кабинет.
Дескать, хорошо живешь, если такую обстановку можешь себе позволить.
– Какой бардак?
– А который ты с директором на заводе развел. Но разговор не о том. Завтра Надя на работу выходит. Танюху свою можешь оставить, пусть она тебе чай-кофе таскает. А у Нади руки белые, ей холопская работа не полагается. Она у тебя белую работу будет делать. Ты меня понял?
Силантьев, похоже, не знал в полной мере, какую власть представляет Тимофей. Он еще не понимал, какой опасности подвергает себя со стороны «братков». Но уже до нервного тика боялся самого Тимофея. Тяжелый железобетонный взгляд тараном вдавливал его в спинку кресла, в глазах животный ужас, подбородок трясется, как у законченного невротика.