- Мама, ты эту просила принести?
- Эту, Любушка, эту. А другая нам с тобой на двоих осталась.
Девочка бросила подушку на тюфяк и, отойдя в сторону, неожиданно обратилась к Виктору:
- А твоя мама где?
- Сам не знаю. Ушли с батькой во время русского наступления.
- А ты разве не русский? - вмешалась в разговор хозяйка. Виктор удивленно посмотрел на женщину.
- Русский я! - с гордостью ответил он.
- Почему же своих-то русскими называешь? Наши ведь это.
- Все так говорят, вот и я тоже,- смущенно оправдывался мальчик.
- Нет, не все. От немцев это пошло. А нам с тобой ни к чему…
- Правильно, хозяюшка! - перебил ее Дубровский, оберегая мальчугана от дальнейших расспросов.- Я вот белорус, а все одно всегда говорю «наши».
- Зачем же тогда ихнюю форму надели?
Дубровский усмехнулся. И вдруг спросил:
- А ваш муж какую одежду выбрал?
- Наш папа на войне. Он в Красной Армии с немцами дерется! - скороговоркой выпалила девочка.
- Люба! - воскликнула женщина, метнув на дочку недобрый взгляд.
- А вы не бойтесь. Вас как зовут-то?
- Евдокия Остаповна.
- Вот и прекрасно, Евдокия Остаповна. Спасибо вам за постель. От мужа-то давненько небось весточек не было?
- Последнее письмецо за неделю до прихода немцев я получила от него. А теперь кто его знает, живой ли?
Глаза женщины повлажнели. Она все еще недоверчиво смотрела на Дубровского, но взгляд ее заметно потеплел.
- Надо ждать и надеяться, Евдокия Остаповна,- участливо проговорил Дубровский.
- Мертвым-то что, живым куда тяжелее.- Она подошла к дочке, с нежностью провела рукой по ее волосам и, легонько подтолкнув к двери, добавила: - Пойдем, Люба. Отдохнуть людям надо.
Но отдыхать не пришлось. Вскоре Дубровского позвали в большую комнату. Капитан Дитрих широким жестом пригласил его к столу.
- Поужинаем вместе,- предложил капитан, усаживаясь первым.
Отказываться было глупо, и Дубровский, поблагодарив за оказанную честь, присел рядом.
- За нашу победу! За великого фюрера! - высокомерно проговорил капитан, поднимая граненый стакан, наполовину наполненный мутноватой жидкостью.
Следуя его примеру, Дубровский тоже поднял стакан и добавил:
- За скорейшее окончание войны!
Виктор Пятеркин давно уже спал, разметавшись на жестком соломенном тюфяке, а словоохотливый капитан продолжал еще мучить Дубровского нескончаемыми вопросами. Его интересовало буквально все: и положение гитлеровских войск перед наступлением русских, и какая бывает зима в этом степном районе, и настроение местных жителей; Он никак не мог понять психологии русских, которые, по его мнению, давно уже проиграли войну, но все еще продолжают сопротивляться с безумством обреченных.