Не оборачиваясь, я кивнул вампиру. То, что кровососы не отражаются в зеркалах, – это такая же ложь, как и полная непереносимость солнечного света и страх перед чесноком, серебром, осиной. Напротив, в зеркалах они отражаются, даже когда отводят человеку глаза.
А вот если при разговоре на них не смотрят, более того – безбоязненно поворачиваются спиной, это их крайне нервирует. У вампиров очень много приемов, для которых надо встретиться с противником прямым взглядом.
– С удовольствием вымоюсь, – сказал я. – Но попозже. У вас не найдется для меня десяти минут, Брюс?
– Вы с официальным визитом в Эдинбурге, Светлый?
– Нет.
– Тогда, конечно же, найдется. – Вампир расплылся в улыбке. Уселся в одно из кресел.
Я занял место напротив. Выдавил ответную улыбку, глядя юноше на подбородок.
– Так что вы скажете о номере? – поинтересовался Брюс.
– Мне кажется, он понравился бы невинной девушке семнадцати лет, – честно ответил я. – Только еще нужен белый котенок.
– Если пожелаете – организуем и то, и другое, – любезно предложил вампир.
Что ж, светскую часть беседы можно считать оконченной.
– Я прибыл в Эдинбург неофициально, – повторил я. – Но одновременно – по просьбе руководства Ночного… и Дневного Дозоров Москвы.
– Как необычно… – тихо сказал юноша. – Уважаемый Гесер и досточтимый Завулон отправляют одного и того же гонца… к тому же – Высшего мага… к тому же – по такому мелкому поводу. Что ж, я буду рад помочь.
– Лично вас беспокоит случившееся? – в лоб спросил я.
– Конечно. Я ведь уже высказал свое мнение. – Брюс нахмурился. – Мы не в средневековье живем. Мы граждане Европы, на дворе двадцать первый век. Надо ломать старые модели поведения… – Он вздохнул, покосился на дверь в ванную. – Нельзя мыться из тазика и ходить в деревянный сортир, если придуманы водопровод и канализация. Даже если тазик привычнее и милее… У нас, знаете ли, последнее время растет движение за гуманное отношение к людям. Без лицензии кровь никто не пьет. Да и с лицензией стараются не насмерть… детей до двенадцати лет почти не пьют, даже если жребий выпадет.
– А почему до двенадцати?
Брюс пожал плечами.
– Так исторически сложилось. В Германии, к примеру, знаете какое самое страшное преступление? Убийство ребенка до двенадцати лет. Если двенадцать исполнилось, ну, хоть бы вчера, то уже совершенно другие статьи и другие сроки… Ну так вот, у нас сейчас принято не трогать молодняк. Сейчас пробиваем закон, чтобы детей вообще вывести из лотереи.
– Очень трогательно, – пробормотал я. – А почему же парня схарчили без лицензии?