Он взорвался.
– Что тебе пользы, – прорычал он, – от моих указаний?
Я мог бы ему предложить привести хоть один случай, когда я не выполнил его указаний без уважительной причины, но гении требуют тактичного подхода. Я ограничился простым:
– В таком случае положусь на свою осмотрительность и здравый смысл, – и вышел из дома.
Мне бы вспомнить о них в прихожей, чтобы взять с вешалки пальто, но я сообразил об этом уже на улице, направляясь к Десятой авеню. Холодный ветер, холодный для мая, налетал со стороны реки, однако я не стал возвращаться. Поймав на углу такси, я велел отвезти себя на перекресток Восемьдесят второй и Амстердамской. У ямы все еще мог стоять полицейский, да если б и не стоял, все равно не стоило подъезжать в такси к самому дому.
Полицейского у ямы не было, как и сборища криминалистов-любителей, а были самые обычные прохожие и группа подростков дальше по улице. У дома 156 я свернул, спустился по трем ступенькам, открыл дверь ключом Мег Дункан и вошел в прихожую. На полпути к лифту я почувствовал на себе чей-то взгляд. Это чувство, когда никого не видишь и не слышишь, но ощущаешь чужое присутствие, конечно, старо как мир, однако всякий раз застает врасплох. У меня оно возникает в копчике, и, видимо, должно означать, что, будь у меня хвост, я бы его задрал или, напротив, поджал. В ту минуту, как я это почувствовал, я заметил, что дверь в трех шагах по правой стороне чуть-чуть приоткрыта – так, крохотная щелка, не шире дюйма. Я продолжал себе идти, но, поравнявшись с дверью, выбросил руку и толкнул ее. Она открылась на фут, однако и фута хватило. В комнате было темно, в прихожей царил полумрак, но зрение у меня хорошее.
Она не двинулась с места.
– Зачем вы это сделали? – спросила она. – Это моя комната.
Но вот что интересно: при ярком свете ей был к лицу яркий свет, а при полумраке – полумрак.
– Прошу прощения, – ответил я. – Я, как вы знаете, сыщик, а у сыщиков дурные привычки. Сколько раз вы бывали в комнате на верхнем этаже?
– Мне туда нельзя, – сказала она. – И стала бы я вам рассказывать? Чтобы вы потом могли передать матери? Извините, я закрываю дверь.
Она закрыла, и я ей позволил. Желательно было бы хорошо, не спеша поговорить с ней, но это пришлось отложить до лучших времен. Я добрался до лифта, открыл его другом ключом, вошел и поднялся наверх.
Вы ждете чего-то, даже когда не понимаете, чего вообще ждете. Я, вероятно, ожидал увидеть напуганную или возмущенную женщину, сидящую на кушетке или в кресле под бдительным оком Фреда. Все было не так. Фред стоял посреди комнаты, поддерживая сползающие штаны, а его щеку украшали две красные полосы. На секунду мне показалось, что он один; затем я увидел ее голову – она торчала из лежащего на полу узла. Женщина была замотана в сдернутое с постели желтое шелковое покрывало, стянутое посередке Фредовым ремнем. Я подошел и посмотрел на нее сверху вниз, она ответила мне свирепым взглядом.