– Кто этот клиент?
Вульф ответил, что его это едва ли касается, и Хаф не стал настаивать. Я позволил себе еще раз его пожалеть, когда он встал из кресла. Он попал в чертовски паскудный переплет. Он стремился встретиться с женой, ему это было необходимо , но что он мог ей сказать? Объяснить, что именно ему обязана она теплой встречей, которая ее ожидала, когда она пришла взять зонтик? Не собирался ли он признать… я оборвал поток догадок. В конце концов, он женился на ней, а не я. Когда я проводил его до парадной двери, я с минуту постоял на крыльце, выглядывая, не заинтересовался ли им кто поблизости и не пошел ли следом. Никто не пошел. Я закрыл дверь и присоединился к Вульфу в столовой.
Два письма из утренней почты требовали ответа; мы ими занялись, вернувшись после обеда в кабинет и выпив кофе. Одно было от фермера из графства Патнем, он спрашивал, сколько прислать скворцов в этом году; другое было от какой-то дамы из Небраски, сообщавшей, что в конце июня она проведет неделю в Нью-Йорке вместе с мужем и двумя детьми, так не могли бы они прийти посмотреть на его орхидеи. На первое письмо было отвечено: сорок; на пирог со скворцами Вульф неизменно приглашает к обеду двоих гостей. На второе ответ был: нет, напрасно она упомянула о детях. Я отпечатал ответы, Вульф их подписал и теперь сидел и следил за тем, как я сгибаю листки и вкладываю их в конверты. Вдруг он произнес:
– То, что ты исключил мистера и миссис Пересов из числа подозреваемых, теперь не имеет силы. Они знали, что получат дом.
Я, конечно, знал, что он это скажет, и развернулся лицом к нему.
– Непонятная эта штука – клятва на Библии. Я лет двадцать не захаживал в церковь, а современная наука доказала, что в раю жара на двести градусов по Фаренгейту выше, чем в аду, но если б мне предложили положить руку на Библию и пойти на лжесвидетельство, я бы увильнул – назвался индуистом или там дзен-буддистом. А Пересы ведь ходят к мессе раз в неделю, а то и чаще.
– Фу. Из-за дома, возможно, и нет, но чтобы спасти шкуру?
Я кивнул.
– Тысячи убийц врали под присягой, давая показания, но тут совсем другое дело. Они, похоже, все еще считают меня своим сыщиком.
– Ты неисправимо упрям.
– Так точно, сэр. Вы тоже.
– И этого кретина Хафа, его тоже нельзя исключить. Я называю его кретином, но что если на самом деле он ловок, коварен и находчив? Полагая, что жена намерена отправиться туда в воскресенье вечером, он забрал у нее ключи, пошел сам, убил Йигера и ушел. В понедельник его что-то вспугнуло, неважно что. Может, он признался жене или она сама догадалась, и ее реакция его встревожила. Он решил, что нужно отвести от себя подозрение и сделать что-нибудь такое, чего от настоящего преступника не приходится ожидать, и он это сделал. Мы с тобой пришли вчера к выводу, что самозванец не знал о смерти Йигера, – не к предположению, а к выводу. Теперь мы от него отказываемся.