Ее лицо было жестким. Она с вызовом смотрела на Роберта.
«Ого! — отметил Петр про себя. — А здесь все не так-то просто!»
Профессор тяжело встал из-за стола, перевел дух:
— Леди и джентльмены, я предлагаю перейти в кресла.
— Кофе, сэр? — подскочил Том.
Нортон снял очки и, хитро прищурив свои жирные веки, потер левую сторону груди, словно массируя сердце.
— Кофе меня слишком возбуждает. В моем возрасте в возбужденном состоянии можно наделать та-аких глупостей. А вот коньяк…
Он подмигнул Тому.
Смит встал и галантно взялся за спинку стула Элинор.
— Спасибо, — мягко сказала художница.
Она быстро собрала свои квадратики. Потом встала и пошла к креслам — высокая, уверенная в себе. Мешковатая юбка из грубой узорчатой ткани скрывала линии тела, но даже она не могла скрыть врожденную грацию этой странной женщины.
Петр поймал себя на том, что провожает художницу взглядом, и смутился.
— Не советую связываться, мой мальчик! — неожиданно прогудел у него почти над самым ухом голос профессора Нортона. — Поверьте мне, старому сплетнику, и помогите за это добраться до кресла. Эта женщина… (он покрутил пальцем у виска) тоже немного того. Впрочем, как и все мы здесь… Это тропики…
Петр попытался пожать плечами, словно говоря: а я-то здесь при чем?
Но профессор был достаточно наблюдателен.
— Бросьте, — сказал он веско. — Все мы люди, и ничто человеческое… Словом, вы меня понимаете.
Вдруг быстрая гримаска боли промелькнула у него на лице.
— Сердце, — сказал он, словно извиняясь.
Петр помог ему дойти до кресла и… сел рядом с Элинор. Художница приветливо улыбнулась.
— Вас зовут… мистер Петр Николаев? — спросила она.
Петр кивнул. В горле у него внезапно стало сухо, и он сделал несколько глотательных движений, прежде чем ответить. Но Элинор спокойно продолжала:
— Значит, Питер. Я буду называть вас Питер. Петр смущенно пожал плечами:
— Если вам так больше нравится.
— Так просто привычнее, — просто сказала художница. Это почему-то разозлило Петра.
«Ну и черт с тобой! — раздраженно подумал он. — Тоже — покорительница сердец!»
Он повернулся к профессору, тихо беседующему со Смитом, и залпом выпил рюмку коньяка, которую взял со столика на колесах, подвезенного Томом.
Смит отказался и от коньяка и от кофе.
— Сок, только сок! — попросил он Тома. — И не очень холодный, пожалуйста.
— А вы неплохой ученик! — хохотнул профессор, кивнув на рюмку в руке Петра. — Если это начало, то вы далеко пойдете!
Он потер жирной рукой тяжелый подбородок и посмотрел на часы:
— Уже одиннадцать! Пора и на боковую!
Пыхтя и отдуваясь, он тяжело поднялся из кресла, перевел дух: