— Посмотри-ка. — Он показал на соседний стол. Пятеро парней не то что смотрели — они тянулись, почти физически тянулись к ней: голова к голове, изредка — поднятая рука, ладонь, еле заметный жест, и повернутые в одну сторону лица. Потом парни чуть распрямились, сели ровнее, но не отвернулись; официант — старик, старая развалина, старше самой старухи Похоти, — глядел туда же. Но вот те двое повернули и пошли по улице, и солдат вел свой велосипед, придерживая его за руль. Но прежде чем уйти совсем, они остановились еще раз — посреди улицы, среди людей — лицом к лицу, не касаясь друг друга. И ушли. — Давай выпьем, — сказал Дон.
Официант поставил на наш стол рюмки с бренди, его задубевший фартук, подхваченный ветром, вдруг жестко встопорщился, словно лист фанеры. — В вашу деревню, кажется, приехал военный, — сказал Дон.
— Это вы верно, — сказал официант. — Один.
— Сдается мне, что больше вам и не нужно, — сказал Дон. Официант глянул вдоль улицы. Но они уже скрылись, и она унесла — или, может, увела — свое белое, слишком белое для всех нас платье.
— У нас тут поговаривают, что нам и один-то ни к чему. — Он больше походил на церковника, чем священник: унылое лицо, длинный тонкий нос, на макушке — круглая плешь. Но в то же время он был похож на подраненного ястреба. — Вы остановились у священника, синьоры?
— Гостиницы-то у вас нет, — сказал Дон.
Официант выгреб из кармана мелочь, подсчитал сдачу и, пристукивая, выложил на стол несколько монет.
— А зачем она здесь? Кто сюда забредет, если он не тащится пешком? А пешком теперь — кроме вас, англичан, — никто не ходит.
— Мы американцы.
— Оно конечно. — Он почти незаметно пожал плечами. — Это уж ваше дело.
— Он смотрел как-то чуть мимо нас; вернее, он не смотрел на Дона. — Вы просились к Кавальканти?
— Винная лавка на краю деревни? Родственники военного, да? Просились. Но его тетка сказала…
Теперь официант смотрел только на Дона.
— Она не послала вас к священнику?
— Нет.
— Вон как, — сказал официант. Его фартук снова встопорщился. Официант надавил на него, опустил вниз и стал вытирать им стол. — Так, значит, американцы?
— Американцы, — сказал Дон. — А почему она не послала нас к священнику?
Официант аккуратно протирал фартуком стол.
— Кавальканти-то? А она даже в нашу церковь не ходит.
— Не ходит в вашу церковь?
— Не ходит. Вот уже три года не ходит. А ее муж ходит молиться в соседнюю деревню.
— Понятно, — сказал Дон. — Они, значит, нездешние.
— Родились-то они здесь. И ходили в нашу церковь, еще три года назад ходили.
— А три года назад они сменили приход?