– Владимир Александрович, извините, можно мне с вами поговорить несколько минут?
Банда стоял на пороге кухни и, как мальчишка, переминался с ноги на ногу, виновато и вопросительно глядя на Большакова, допивавшего утренний кофе.
– Конечно, Александр, конечно. Вот только я очень тороплюсь сейчас. Через полчаса за мной должна придти машина, а я еще совсем не готов, – Большаков, будто извиняясь, показал на спортивный костюм, в котором вышел к завтраку. – Может, мы поговорим вечером? Тебя это устраивает?
– Владимир Александрович, боюсь показаться настырным, но это будет маленький, совсем короткий разговор... Лучше бы прямо сейчас, не откладывая. Я ведь тоже должен уже бежать по делам, но... Тогда к вечеру многое было бы уже ясно, понимаете?
"Как же не понимать?" – усмехнулся про себя Большаков.
Он взглянул в красные от бессонной ночи глаза парня, вспомнил тихую музыку, доносившуюся всю ночь из спальни дочери, и, благоразумно сдержав улыбку, согласно кивнул головой:
– Ну что ж. Может, ты и прав. Только извини, буду вынужден при тебе переодеваться. Знаешь ли, не положено директору военного института появляться на службе в спортивном костюме.
– Конечно, – радостно подхватил Банда, энергично тряхнув головой в знак согласия.
– Ну тогда пошли в мой кабинет.
Большаков жестом указал Банде на кресло у письменного стола и, открыв шкаф и доставая из него свою форму, подбодрил пария:
– Давай, начинай. Я слушаю.
– Владимир Александрович! Я вообще-то старую песню хочу завести.
Банда замолчал, судорожно сглотнул слюну и, всеми силами поборов охватившее его волнение, продолжил:
– Владимир Александрович, я прошу у вас руки вашей дочери.
– Ну да? – притворно удивился Большаков, пряча улыбку.
– Да! Я ее люблю... Больше всего на свете... Вернее, больше всех... Короче, очень люблю. Жить без нее не могу. Я ради нее на все...
– Это ты уже доказал, ничего не скажешь. Какие у тебя есть еще аргументы?
– Аргументы? – Банда растерялся. Он не понял, что Владимир Александрович всеми силами сдерживался, чтобы не рассмеяться, и решил, что Большаков то ли издевается над ним, то ли на самом деле такой жуткий зануда, что даже для сватовства требует каких-то аргументов. – Аргументы?.. Она тоже очень любит меня... мне так кажется.
От растерянности Банда решил прибегнуть к самому "верному" способу:
– Давайте ее, Владимир Александрович, сюда позовем и при свидетелях спросим об этом!
Отец Алины наконец не выдержал и рассмеялся.
– При свидетелях, – отозвался Большаков, – ее в загсе о любви допрашивать будут, молодой человек. А я, ее отец, и без свидетелей вижу, что сошла моя дочка с ума и влюблена в тебя без памяти.