Пока я размышлял о вкусах и символах, Кончита, гоня перед собой небольшую волну, подошла к мне. Мы стояли друг напротив друга по грудь в воде, и я с вожделением смотрел… Вовсе не на ее коричневые соски, которые были как раз на уровне поверхности воды, и она маленькими волнами то накрывала их, то вновь отступала…
Нет.
Я смотрел на бутыль.
– Ты не ответил, – сказала Кончита хрипловатым и низким голосом, – я нравлюсь тебе?
Но гипноз пупков, лобков, грудей и ягодиц уже почти прошел, вышвырнутый из головы мыслью о содержимом бутыли, и я, цинично улыбнувшись, ответил:
– Я пока не понял. Но то, что ты держишь в руках, нравится мне наверняка. Кстати, что за вино в этой прекрасной большой бутыли?
Кончита вздохнула и ответила обычным голосом:
– Вас всех всегда интересует то, что в бутыли, а не то, что прямо перед вами. Можно подумать, что вы педики. Смотрите на красивую женщину, а думаете о другом.
– Одно не исключает другого, – резонно сказал я, – просто мне для того, чтобы быть в состоянии оценить красоту и прочие достоинства прекрасной женщины, нужно сначала изучить содержимое этого сосуда.
– Все-таки ты признаешь, что я прекрасна! – Кончита аж расцвела, – Ладно, вот тебе твоя бутыль, лакай!
И Кончита, сделав шаг и преодолев последнее расстояние между нами, приподняла бутыль, а другой рукой скользнула по моим ягодицам под водой, слегка ущипнув меня. Потом она закинула левую ногу на мою поясницу, и я почувствовал на своем бедре короткую щеточку ее идеологически выдержанной стрижки. Чуть ниже было нечто мягкое и горячее.
Все это было хорошо, то есть – ласковая теплая вода, вино и женщина, но тут я обнаружил, что не могу ни взять вино, ни потрогать женщину. Обе мои руки были заняты гигиеническими принадлежностями.
Увидев, что я нахожусь в некотором затруднении, Кончита засмеялась и, отпустив меня, сказала:
– Положи это барахло на берег и возвращайся ко мне.
Я кивнул и пошел к берегу.
Выходя из воды, я с удивлением заметил, что моя плоть восстала, причем самым жестоким образом. Пока это происходило в воде, я, поглощенный мыслями о бутыли, сам не замечал этого, но, когда над поверхностью воды показался мой напряженный бивень, устремленный вперед и вверх, Кончита засмеялась особым женским смехом, тем самым, которым они смеются, когда видят, что сейчас получат то, что им нужно, и сказала:
– Вот видишь, он и то лучше понимает, чего ты хочешь на самом деле!
Я положил мыло и прочее на камень и, повернувшись к Кончите, отчего мой жезл напряженно мотнулся в воздухе, ответил:
– Это ему нужно. А мне сейчас нужно то, что в бутыли. Кстати, ты так и не сказала, что там?