— Насколько я знаю, все это лежит на Светлане Петровне.
Исподлобья Тамара смерила Карамзюка подозрительным взглядом и многозначительно положила ладонь на «Беретту».
— Ты уверен именно в этом раскладе, хирург? — почти прошептала она.
И Евгений Сергеевич на какое-то время вновь стал сбиваться и заикаться.
— Это все… что мне известно по вопросу охраны. Возможно… я просто не в курсе. Хотя раньше… считал, что от меня ничего, что… касается «Простоквашина»… не скрывают.
«Похоже, не врет…
Или, действительно, не в курсах. Или Толстуха настолько болезненно самоуверенна, что не придает конспирации столь скользкого дела почти никакого значения. Я почти не сомневаюсь в том, что верно второе. В таком случае раздавлю эту неблочскую Матрену, несмотря на всю ее массу, вообще без проблем». — Тамара убрала ладошку с «Беретты».
— Я тебе верю, хирург. Нет никакого руководителя службы охраны. Так что не менжуйся. И продолжай.
«Все в тысячу раз проще, — при этом решила она. — Про начальника службы охраны Арчи Гудвин просто придумал. Все-таки чересчур мнительный парень. Хотя, наверное, таким и должен быть частный сыщик».
…Если быть математически точным, то все, что в течение часа надиктовал на диктофон Карамзюк, срослось с тем, что успел накопать на «Доброе дело» детектив Петр, на девяносто девять процентов. А если не брать в расчет того, что охранник Толстухи не имеет к торговле детскими трансплантантами отношения, и того, что никакого руководителя службы охраны комплекса «Простоквашино» в природе не существует, — то и на все сто.
Это радовало.
Разочаровывало другое: к тому, что уже было известно по «Доброму делу», не прибавилось практически ничего.
— Сейчас закончим, хирург, — пообещала Тамара и напоследок учинила Карамзюку стремительный блиц-допрос:
— Итак, круг посвященных в то, что проделывается с ребятишками на территории «Простоквашина», ограничивается восемью негодяями?
— Да.
— Еще раз перечисли.
— Астафьевы, генеральный директор, Магистр, главный бухгалтер, я, мой ассистент и медсестра.
— Все остальные только прислуга?
— Да.
— Никто ни о чем не догадывается?
— Была одна баба в прошлом году, пыталась копать. Жила рядом в деревне. Однажды, когда мылась в бане, она угорела. Насмерть.
— Понятно. Ты абсолютно уверен, что не можешь назвать никого, кто за пределами комплекса причастен ко всей этой мерзости? Скажем, в Питере, в Москве, заграницей?
— Я ж объяснял, что я не более чем исполнитель. Ни к чему другому меня не подпускают и близко. И никогда не подпустят. Кто бы смог ответить на подобный вопрос — это Астафьева, Магистр и Шлаин.