— Мне кажется, этого ты уже добился.
— Только отчасти.
— Достаточно было сегодня понаблюдать за Тамарой, когда ты вдруг поставил ее перед фактом, что с ней расстаешься…
— Я ожидал от нее именно этой реакции, — перебил Монучар. У него на губах играла самодовольная улыбочка. — Налицо типичный Стокгольмский синдром, когда заложница влюбляется в своего тюремщика. Я просчитал все наперед, и если бы оказалось, что я ошибся, если бы эта сикуха вдруг приняла один из двух вариантов, предложенных мной, если б она согласилась уйти к тебе под опеку или попыталась бы свалить отсюда, вот тогда бы я поставил девчонку на хор своим пацанам, и пускай бы потом ее закопали в лесу. Но, видишь, как все сложилось? Первый раунд за мной, игра продолжается, и неизвестно еще, какие она может в дальнейшем принять обороты.
— Как бы она не приняла такой оборот, — озабоченно покачал головой Наум Зиновьевич, — что ты даже и не заметишь, как уступишь инициативу, и эта малолетка попросту тебя себе подчинит.
— Исключено!
— Я готов прямо сейчас привести тебе кучу примеров, как могущественные эмиры и падишахи попадали под каблук одной из своих рабынь, как русские дворяне теряли положение в обществе из-за своих крепостных девок. Так что мой тебе добрый совет: сегодня же залезай к этой Тамаре в постель, а утром, как бы ни было жалко, вызывай для нее ликвидатора. И прекращай эту небезопасную интрижку.
— Это не интрижка, — расхохотался Монучар. — Это психологический эксперимент.
— Ты играешь с огнем. Тебе что, без этого скучно живется?
— Да, скучно! И не разубеждай меня, от Тамары я пока отказываться не собираюсь. Может быть, воспитаю ее, дам хорошее образование, обеспечу деньгами, найду достойного мужа. Сделаю сиротку счастливой. Или все-таки распоряжусь ее ликвидировать. Всё зависит лишь от моего сиюминутного каприза. Эх, Наум, ты даже представить себе не можешь, какое это острое ощущение — сознавать, что ты полностью волен распоряжаться судьбой человека.
— А то тебе недостает власти…
— Нет, — перебил Монучар. — Все это не то. А вот Тамара… Слушай, давай принесу еще бутылку вина.
— Я пас. — Наум Зиновьевич решительно поднялся из кресла. — И так засиделся у тебя куда дольше положенного. Поеду домой. Устал я сегодня… И все-таки, Моча, всерьез задумайся над тем, что ты затеял. Пожилой, уважаемый человек — и вдруг такое мальчишество! Какой-то психологический эксперимент над малолетней девчонкой. Тьфу!
Девочка в черных спортивных штанах и зеленой мохеровой кофточке стояла на арочном мостике и зачарованно наблюдала за надвигавшейся с запада грозовой тучей.