– Как-то странно вас ограбили, – сказал Бабушкин. – Золотые «Ролекс», бумажник, в котором что-то около пятидесяти тысяч рублей и несколько сот долларов, кредитки «Виза» и «Маэстро» – все цело. А это что? – наклонившись, следователь с отвращением, словно вытягивал за хвост змею, поднял из коробки золотую цепь толщиною в мизинец. Золотые цепи Бабушкин признавал только на груди монархов или персях батюшек. Все остальное от лукавого, то есть от организованных преступных сообществ, считал он. Но, несмотря на то что на груди этого человека Бабушкину хорошо были видны верхушки синих церковных куполов, к священнослужителям потерпевшего вряд ли можно было отнести.
– Интересная вы птица.
– Послушайте, орнитолог, – заговорил незнакомец, и в его голосе послышались металлические нотки, – мне было бы интересно побеседовать с вами о перьях, но есть дела поважнее. Задавайте свои вопросы, я напишу: «С моих слов записано верно, мною прочитано» и распишусь.
– Он знает, что такое «орнитология»? – удивился Бабушкин, повернувшись к доктору.
– Он же не разум потерял, а память, – объяснил врач. – Некоторый период времени вылетел у него из головы, вот и все. Больше всего меня сейчас волнуют результаты томографии головного мозга. Внутричерепное давление налицо, но это не смертельно. Берусь назвать имена пяти известных в районе людей, которые с этим диагнозом продолжают руководить и править.
– Руководить и править – это одно и то же, – поморщился Бабушкин. – Что последнее запечатлелось в вашей памяти?
Он повернулся к потерпевшему, и тот, не задумываясь, ответил:
– Неразгибаемое колено синтетической курицы в салоне самолета.
– А куда вы летели на самолете?
– Во Владивосток.
– Уже теплее, – заметил Бабушкин. – А откуда вы летели?
– Из Москвы. Бабушкин пожевал губами:
– Почему же среди ваших вещей я не вижу ни паспорта, ни билета?
– А вы что, подозреваете, что я выпал из самолета?
– Так, юмор им… уже хорошо, – пробормотал следователь и спросил у врача: – У нас тут падения авиалайнеров не фиксировалось?
– Об этом у вас надо спросить, – заметил доктор, поглядывая на часы.
– На какое число у вас был взят билет на рейс? – обратился Бабушкин к потерпевшему.
– На десятое июля.
Сегодня было девятнадцатое. Девять дней – вот тот отрезок времени, который выпал из памяти потерпевшего, если только он не притворяется. За девять дней в городе и области было совершено много преступлений, и никто не может дать гарантии, что этот спокойный, несомненно, авторитетный в криминальном мире тип ни к одному из них не причастен. Ему лет сорок – сорок пять на вид. В зоне бывал как минимум дважды. Оба раза, надо полагать, не за кражи велосипедов. Такие росписи на тела «бакланов» [1] и «кротов» [2] не наносятся. Словом, подумал Бабушкин, надо взять этого парня на карандаш.