И вдруг Талестра с безграничным ужасом увидела: как раньше Антигону, Сигму засасывало в зону гигантского черного смерча. Итак, притяжение это перемещалось из Бездны Лебедя, оно проникало в великое созвездие…
С помощью «маленьких чудес» девушка вывела из ангара гелико, стремительно взлетела и быстро облетела обреченный город. Она увидела «операции по очистке», жестикулирующие массы, которые в панике покидали затопленные подземелья, изуродованные трупы, которые падали с башен, женщин, прижимающих к себе детей…
Но все было еще хуже, чем на Антигоне или на Земле, — эти сигмийцы не боролись, они даже не кричали! Талестра возмутилась: ведь как раз в это время и следовало подумать о «достойной смерти»!.. А на площадях вода уже растворяла легкие кости арктурианцев…
И она послала вызов, который, казалось ей, был похож на грохот Щита с Антигоны, вызов, который должен был пересечь любые бездны и световые века:
«Твой народ, Лес! Твоя планета, Лес! Они гибнут… На помощь, на помощь!»
Позволив себе эту слабость, она вновь стала Талестрой. Другие могли прийти или не прийти. Она же будет делать то, что нужно.
Прямо под ней находился адмиральский дворец — величественное здание из черного мрамора и аквамарина, одно крыло которого тоже горело. Лес довольно подробно описывал дворец, поэтому ей не составило труда сориентироваться. Мраморная эспланада, колонны с золотыми фризами, херувимы из розового мрамора при входе — ей казалось, что она узнает все это. Ее гелико спикировал пряна террасу дворца. Охранники у стены окликнули ее, но стрелять не стали, пораженные, очевидно, ее наглостью. Прибежал офицер в земной форме с дезинтегратором наперевес, но тотчас остановился как вкопанный, при виде этого прекрасного и сурового лица и глаз, похожих на живые хризопразы, на водоросли, на змей…
— Я должна увидеть принца Валерана, — сказала она. — Он здесь?
— Но…
— Никаких «но». Отдайте мне ваш дезинтегратор и следуйте за мной.
Она его просто-напросто загипнотизировала.
31
Пластик окна разлетелся вдребезги от сильного удара снаружи, и сердце Виллис перестало биться. Предыдущее усилие, которое должно было способствовать прохождению пространства-времени и притяжению к ней человека, было таким яростным, что она в изнеможении опустилась прямо на пол в зале, где ирисы и мозаика приняли свой прежний вид после ухода Астрид. Снаружи яростно бушевал пожар. Пробковые деревья и столетние эвкалипты пылали, потрескивая, как солома. Ей казалось, что она здесь уже века, думает и стремится только к одной цели. И незримая огненная и кровавая нить связывала ее с той самой площадкой в тюремном дворе, с тремя столбами, с тенями казненных на земле…