– И чудь[89] не раз примучивали, – это уже Ярослав голос подал.
– Чудь лишь дурень не примучит. Из них вои никакие, – заметил ему Вячко. – Ты немцев поди одолей. Да чтоб крепкой ногой встать в тех местах! Чтоб навечно!
– Подумаешь, Кукейнос с Гернике взял рязанец. Вот ежели бы он вовсе немчуру орденскую в море загнал, то я бы первый – богом клянусь – за него голос подал, – задиристо выкрикнул Ярослав, размашисто перекрестился и тут же осекся.
Но было поздно. С противоположного конца длинного стола тяжело поднимался Константин.
– А если загоню? – спросил он негромко и продолжил, обращаясь уже ко всем: – Все слышали, братья Рюриковичи, что тут сейчас Ярослав Всеволодович сказал? Обидой это я бы не назвал. Он мне на слово не обязан верить в том, что я и впрямь хоть сейчас могу те земли до самого моря очистить. Меня другое заботит – кто еще так же мыслит, как он?
– Сомнения и меня берут изрядные, – уклончиво ответил Мстислав Романович. – Не сочти за обиду, Константин Володимерович, но не похвальба ли это пустая?
– Выходит, ты целиком с князем Ярославом согласен?
– Выходит, что так.
– И я так же думаю, как и брат мой. Не совладать тебе с немецкой и датской силой в одиночку, – с вызовом произнес Владимир Рюрикович.
– То есть и ты к его словам свою руку прикладываешь?
– Прикладываю, – согласился смоленский князь.
– И я! И я! И я! – посыпалось отовсюду.
Князьям помельче бояться теперь и впрямь было уже нечего. Силен рязанский князь, но и смоленский не лыком шит, крепки вои у Константина, но и у Мстислава Романовича тоже дружины добрые. Словом, имеются могучие спины, есть за кого схорониться, ежели что. Вон даже Мстислав Удатный, и тот не сдержался. Одним из самых последних высказался, но ведь произнес свое слово, и было оно тоже не в пользу Константина.
– Ты, Константин Володимерович, и впрямь того, – крякнул он смущенно. – Сдается мне, погорячился малость. Лучше бы ты гнев свой унял да разумно все рассудил. Немец, он, конечно, не то чтоб непобедим был – бивал я его не раз, знаю. Однако и с чудью заволоцкой его тоже равнять негоже. Сила у него крепкая.
Но рязанский князь, судя по всему, всерьез закусил удила и уступать уже не собирался.
– А теперь слушайте меня, – решительно произнес он. – Князь Ярослав Всеволодович при всех сказал, что если я от немчуры полностью все земли очищу до самого моря, то он на выборах за мое избрание первым голос подаст. Вы же все с ним согласились. Выходит, как только я это содею, так мы все соберемся и вы меня увенчаете царской короной? Это было слово каждого из вас, сказанное по доброй воле. Так?! – почти выкрикнул он.